Странно только, что истопник был до того перепуган, что я едва не заподозрил его в нечестности. Вдруг Шавырина подговорили? С виду он какой-то пришибленный, согнутый, в латаных валенках, в старой, потертой фуфайке...
Не дожидаясь ответа Томской прокуратуры, которая должна была по моей срочной просьбе допросить Любу Шульгу и Рудика Швандерова, я вызвал Ильина.
Забегая вперед, скажу, что Люба и Рудик, за исключением незначительных деталей, рассказали то же, что и Линева...
Когда явился Ильин, я без всякого предисловия спросил его:
- В котором часу вы ушли из дома Шульги?
- В четыре семнадцать, - ответил он, даже не моргнув.
- Почему такая точность?
- Когда проснулся, посмотрел на часы. Я вообще люблю точность.
- Почему вы отказывались сообщить о таком важном факте? Это же ваше алиби.
- Вы его доказали сами. - На лице Ильина промелькпула усмешка. А может, удовлетворение.
- Если уж заниматься казуистикой, то вы, кажется, давали подписку о том, что несете ответственность за дачу заведомо ложных показаний... Значит, обманывали, когда говорили, что не помните, где провели ночь с восьмого на девятое июля. - Он хотел что-то вставить, но я его остановил: - Вы всё помните. Четыре семнадцать...
- В этом вопросе я готов признать свою вину.
Я отложил ручку:
- Николай Гордеевич, вы, кажется, альпинист?
- Бывший. Уже года четыре, как не ездил в альплагерь. Да и не знаю, когда теперь выберу время. Наверное, уже дисквалифицировался...
- Хорошо, все равно поймете. Как это у вас называется - идти в связке?
- Да, так.
- Представьте себе, что один из альпинистов решил вдруг на самом опасном месте, так сказать, выбыть из связки. Обрезать веревку, связывающую его с товарищами.
Как это называется?
- Самоубийство, - сказал он спокойно.
- По отношению к себе-да. Л каково остальным?
- Могут погибнуть тоже. Смотря каким он идет.
- Теперь вы можете понять, чего стоило ваше молчание? Пз всей картины жизни Ани выпадало одно звено, вы...
- Но ведь я...
- Подождите, дайте мне закончить. Чтобы доказать вашу невиновность, у меня ушло много времени. Понимаете, может, по вашей вине где-то совершено еще одно преступление. Я вас не пугаю. И говорю самым серьезным образом. Я замолчал.
- Мне казалось, что мое... наши отношения с Аней сугубо личные и к делу не относятся. Да какие там были отношения... - Он махнул рукой,
- Николаи Гордеевич, вы же не знаете, что такое работа следователя. Вы неспециалист. Представьте себе, вам, главному агроному, который из многих составных должен найти неизвестное, ответить на вопрос, когда и что сеять, метеорологи дают неправильную сводку или вообще молчат.
Гадай, мол, сам. В какое положение вас поставили бы, а?
Вот и вы за меня решили, что я должен знать, а чего пет.
Ильин передернул плечами. Разговор задел его за живое.
- Откровенно хотите?
- Опять за свое. Я вас упрекаю за неоткровенность, а вы...
- Мне казалось, вы меня ловите на чем-то...
- Недаром говорят, если ничего не можешь придумать лучше правды, говори только ее... Ведь -вы были близким Ане человеком.. Во всяком случае, понимающим и любящим. Находились рядом в тяжелое время...
- Давайте не будем об этом, - прервал меня Ильин. - Да, у меня все не выходило из головы, помните, вы говорили, будто я ночевал у Ани, помните? Прямо как хозяин в своей квартире. Та история, иу, когда я утром умывался.
Вспомнил я. Действительно умывался. После того, как наколол дров... Но ведь вы бы мне не поверили...
- Почему же? Неужели вы думаете, что я не умею отличить правду от лжи? Тогда грош бы мне цена в базарный день... Если уж откровенничать, улыбнулся я, - вам я действительно раньше мало верил. Сейчас склонен больше.
Он невесело усмехнулся:
- Значит, не до конца...
- А ведь вы действительно мне не все еще открыли.
- Что я должен еще рассказать? - нахмурился Ильин.
- Хотя бы то, зачем вы встречались с Аней в кафе.
За бутылкой сухого вина...
- Я люблю иногда выпить стакан сухого. У нас дома на Кубани свой виноградник. И домашнее вино подается к обеду, как, например, лимонад или квас...
- Так вы встретились, случайно?
- В Североозерске - да. А потом пошли перекусить.
- И о чем вы беседовали?
- Игорь Андреевич, прошу вас, не надо. - Впервые у него были умоляющие глаза. - Это действительно сугубо личное. - Он вздохнул: - Что могло быть, чего не могло...
Вот о чем мы говорили.
И опять стена. Единственное, что я выяснил, так это то, что во время разговора ни о ком, даже о своем муже, не говоря уже о третьем лице, Аня не вспоминала.
Я решил не бередить его память. А к воспоминаниям об Ане Ильин относился свято.
Итак, из числа подозреваемых он был вычеркнут. Но как фигура в игрепока нет.
Самой загадочной, самой важной для раскрытия истины фигурой мне представлялся теперь "коробейник". Действительно, приезд его в Крылатое предшествовал тревожному состоянию Залесской, а потом наступила ее смерть.
Слишком загадочный он человек. Я ловил себя на мысли, а не завораживает ли меня именно эта загадочность?
Нсли это пустой ход, как говорят изыскатели, "бросовый"?