Следователь по особо важным делам

На том наша посиделка и кончилась.

Утром я зашел к директору совхоза. Емельян Захарович вышел из-за стола навстречу. Его крупный торс облегал толстый свитер домашней вязки. Он сильно прихрамывал, хотя и старался скрыть это.

- Приветствую вас, дорогой Игорь Андреевич, приветствую. Хоть и случай привел вас опять сюда совсем не радостный. Видите, как обернулось? До чего вы докопались...

- Между прочим, не без вашего участия.

- Какое мое участие, - отмахнулся он. - Присаживайтесь.

Мурзин проковылял на свое место. И я совершенно автоматически спросил:

- Ну как здоровье? - И с опозданием понял, что спрашивать не стоило. Нога его беспокоила сильнее прежнего, это можно было заметить сразу.

- Ничего, спасибо, - ответил он. Не очень весело. - Единственное утешение, что не конь. - Он похлопал по больной ноге: - С такой штукой на работе держат только людей...

Еще я обратил внимание, что на затылке у Емельяна Захаровича серебрился едва заметный пушок. Обычно его голова была тщательно выбрита. Что это, усталость? Да, вид у Мурзина не очень бодрый...

- Поговаривали у нас на селе, - продолжал он, - но по-настоящему верю только официальным лицам. И страшно делается за людей, когда сталкиваешься с подобными фактами. Ну и история... Ладно, такие случаи, как с Аней, может, особая статья, совсем из ряда вон. Но ведь эрозия души начинается с мелочей. Зять, к примеру, холодильник покупал. Стоит в магазине несколько штук. У одного дверца не так хорошо закрывается, у другого стенка чуток поцарапана, у третьего еще что-то. За пятерку продавец выдал холодильник без задоринки. Почему так? Или еще. Были мы в Москве с директором соседнего совхоза. Немолодой он человек, а в столице впервые. Пошли обедать в ресторан. У него авоська с какой-то безделицей, которой цена грош. Но просят сдать в гардероб. Он сдал. Обратно выходим, я жду его. Взял он свою авоську, выходим. Смотрю, смущенный. Спрашиваю: "Что случилось?" А он мне: "Недаром говорят, всюду деньги, деньги". А что оказалось.

Забирает он свою сеточку, гардеробщик намекает, дескать, чаевые надобно. Он спрашивает, сколько. "Сколько не жалко". И мой знакомый отваливает трешницу. И гардеробщик взял как ни в чем не бывало. Эх, вспоминаю свою молодость. Первые комсомольцы, коммуния, субботники... Бесплатно такую работу делали, за которую сейчас и урочные и сверхурочные, и премиальные платят. А рвачей и словом били, и... - он показал внушительный кулак, помолчал, погладил пятерней свой лысый череп. - Да, совесть на хозрасчет не поставишь. Верно я говорю? - И о чем-то печально задумался.

Таким грустным я его никогда не видел. О чем он размышлял? О молодых годах, проведенных, судя по его словам, в труде и работе, которые его грели до сих пор, о болячках, мучающих в преклонные годы? Я все хотел спросить у Емельяна Захаровича, где он получил ранение в ногу. Во время войны Мурзин лежал в госпитале с простреленным легким. Может быть, ногу он повредил в мирное время? Интересоваться этим сейчас неудобно...

И все же меня поражала в нем невероятная энергия.

Глядя на его могучее тело, я не мог себе представить, как Мурзин может всерьез говорить об уходе на пенсию. Возможно, это тактика? Трудно сказать.

За моей спиной хлопнула дверь, и я невольно обернулся. На пороге стоял Ильин.

- А, вы заняты, - сказал он, кивнув мне в знак приветствия. Я ответил тем же. - Не знал. Гали нет в приемной...

- Может, позже зайдешь, Николай Гордеевич? - виновато произнес Мурзин. И вопросительно посмотрел на меня.

Я поднялся:

- Не буду отрывать вас от дел.

Ильин прошел в комнату, пододвинул стул к столу и сел без приглашения. Непонятную власть имел главный агроном над директором совхоза. И это меня удивляло.

Придя в кабинет, отведенный мне, я попросил по телефону зайти ко мне секретаря комитета комсомола совхоза Леню Пушкарева.

Курносый, с вихорком жестких волос, торчащих гребнем на голове, Пушкарев производил впечатление веселого балагура. На нем была вельветовая куртка и солдатские брюки, из чего я заключил, что их обладатель недавно вернулся из армии. Леня заметно окал. Наверное, с Волги. Так п оказалось.

- Из-под Сормова я, - признался он. - После службы потянуло на степные просторы. Нравится тут.

- Места или люди?

- Люди тоже нормальные.

- Вы здесь который год?

- Второй. А секретарствую всего один год.

- Большая комсомольская организация?

- Порядком будет.

- Большую работу ведете?

Он поправил свои вихор:

- Самому как-то неудобно себя хвалить, но работаем неплохо. - Он засмеялся. - Сам себя не похвалишь, кто похвалит...

- "Комсомольский прожектор", самодеятельность?

- Все, как полагается.

- Скажите, Леня, я слышал, Аня Залесская была в группе народного контроля? В какой-то степени та же задача, что и у "комсомольского прожектора". Как, по вашему мнению, могла она иметь конфликт с кем-нибудь на этой почве?

- А кто радуется, когда его за ушко да на солнышко?

- Были какие-то конкретные случаи?

- Я говорю, могли быть. Но я что-то не слыхал о таком случае.