Следователь по особо важным делам

Мой добрый знакомый Савелий Фомич встретил меня, как своего. Желая отблагодарить старика за проявляемую заботу, я в первый же вечер выставил бутылочку "Степнои украинской", прихваченную специально из Москвы. Она была вроде и крепкой, но слабее водки.

Честно говоря, за радение и внимание старика не угостить его, наконец, становилось неприличным. Еще и потому, что сторож не раз намекал о своей непричастности к алкогольной братии, но в охотку, говаривал он, "не пьют только куры да те, кому не подносят".

Я ему "поднес", чем крепко угодил. Дело было не в том, что Савелий Фомич не имел возможности истратить на себя трешку. Тронуло старика то, что столичный человек, в его представлении по рангу едва ли не один из самых главных, помнил о нем и проявил внимание.

Когда я торжественно поставил на стол бутылку, купленную в последнюю минуту в каком-то магазинчике по пути в аэропорт, у сторожа чуть не выступили на глазах слезы. Он с трепетом взял настойку обеими руками и благоговейно прочел: "Московский ликеро-водочньш завод".

И поставил ее на место, как нежнейшее изделие из тончайшего стекла.

- Московский розлнв, - покачал он головой.

Савелий Фомич отлучился и вскоре вернулся с хозяйственной сумкой. Я понял, что столичный презент он хочет отпробовать со мной.

Мы наслаждались тушеным кроликом, пили, закусывая Солеными помидорами, от которых ломило зубы. Они были холодные и пряные.

- Не беспокойтесь, Игорь Андреич, - показал он на горло. - От холодной закуски, когда потребляете крепкое, никакая лихоманка не прицепится. Поверьте старику.

- Будем надеяться... А кролик знатный.

-Моя старуха стряпала... У них, сердешних, - ткнул он в коричневую тушку, - мясо обыкновенно сладкое. Его, выходит, надо сперва в уксусе подержать, сдобрить чесноком, перчиком. Тогда настоящая еда получается. Моя старуха здорово научилась их обрабатывать.

- Действительно вкусно. Моя мать тоже хорошо их жарит. Уксус, правда, льет прямо в котел. Но этот-лучше.

Савелий Фомич крякнул, довольный. И выходило у нас все отлично: я ему потрафил, и он не ударил лицом в грязь,

Где-то на середине -трапезы я спросил:

- А вы не помните, Савелий Фомич, в тот вечер, накануне, перед тем, как нашли Залесскую, какая пог.ода была?

- Это в ночь-то, когда Аню убили?

Он сказал "убили" как давно известную всем истину.

- Да.

- Как же, припоминаю. Кажись, гроза была. А в ту пору, как назло, перед косовицей кажный вечер нагоняло дождь. Днем парит, а к ночи обязательно льет, Озимые полегли порядком. Хлеб шибко соломистый был. Наши выдумывали всякие штучки-дрючки к комбайнам, чтоб подегше убирать было.

- А именно в ночь с восьмого на девятое июля?

- Была, была гроза. Как услышал, что с воспитательницей такая финтимония приключилась, я, конечно, туды.

Лужи еще не все просохли. Стало быть, дождь пролился порядочный.

- А в котором часу, не помните?

- Не. Часы не запомнил. Врать не хочу.

- А что говорят теперь в Крылатом?

- Я бабские разговоры не слушаю,

- Но ведь слухи ходят?

- На то и слухи, чтоб ходить, - ответил он уклончиво.

- Что именно?

- Из нашинских, говорят, никто не мог такое злодейство сотворить. Никак чужой кто. Что на заработки приезжали...

Больше я от него никакой информации не добился. Мы заговорили обо всякой всячине. В совхозе каких-либо заметных событий не произошло. Все лица, знакомые мне, находились на месте. Мария Завражная ждала ребенка.

Завклубом, киномеханик Ципов, получил отсрочку от призыва в армию по случаю болезни матери, так как являлся единственной ее опорой. Коломойцев помял машину и слесарил в гараже, потому что лишился на год водительских прав за вождение "под мухой". У Емельяна Захаровича родился третий внук. Участковый инспектор Линев соорудил в доме неслыханную вещь-водяное отопление, работающее на солярке. Доселе невиданное новшество вызвало массу толков. Савелий Фомин объявил затею непутевой, считая надежней старый, испытанный уголек. "Копотно, хлопотно, зато верно", - сказал он.

Мы с честью прикончили кролика. Помидоры я просил Савелия Фомича забрать: больно перченные, не навредили бы моим миндалинам.

- А вы травкой не пробовали? - спросил старик.

- Травкой нет, - сказал я.

- Может, лучше нынешней химии... Тут у нас одна кудесница есть, Матюшина Евдекия Дмитриевна. Не слыхивали? Коломойцев у ей на постое. Бабка умелая. От прострелов, колик, удушья врачует. Любую хворь снимает.

Сама свои корешки да листики собирает.

- Запущена у меня болезнь, Савелий Фомич. Только хирург и поможет. Или же сам, закаливанием...

- Попробуйте, Игорь Андреевич. Попытка не пытка.

Худа не будет. А полегчает-за вами пузырек. - Он засмеялся. - Это я шуткую, конечно. А к бабке Евдокии советую обратиться. Она вон нашего кузнеца, покойника Егора Игнатьевича, лечила. От запоев. Или взять конюха Илью Петровича, царство ему небесное, радикулит как рукой сняла... Брат мой, он в прошлом году помер, только и держался на ее настоечках...

- Я, Савелий Фомич, еще пожить хочу, - прервал я старика с улыбкой.

Он хмыкнул и засмеялся:

- Так эти все по годам померли. - Он еще раз крякнул. - По старости...