Следователь по особо секретным делам

Господин же Назарьев минуту или две обдумывал мои слова, а потом сказал: «Что же, коли Вам угодно испытать свою душу на прочность – я более Вам в этом препятствовать не стану. Но вначале советую попробовать вот это». И он передал мне в руки маленький картонный веер, как будто изготовленный ребенком для детского карнавала. Но был при этом серьезен. А на веере я заметил начертанные тушью символы, мне не известные. «Этой вещью, – сказал господин Назарьев, – Вы призрака уничтожить не сможете. Но сумеете на время себя обезопасить».

Этот веер я вкладываю в конверт с письмом, так что Вы сможете сами на него взглянуть.

А затем господин Назарьев вышел в соседнюю комнату и вернулся с небольшой зеленой бутылкой в серебряной оплетке, с прикрепленною с ней пробкой, которая болталась возле горлышка на цепочке. Ясно было, что бутылка эта пуста. «Ежели Вы решились, – сказал мне господин Назарьев, – то я готов дать Вам инструкции».

И тут Самсону пришлось остановиться – прекратить писать. Некая сила, водившая до этого его рукой, вдруг перестала действовать. И Давыденко – глядевший всё это время не на блокнот, а на сторожа, – увидел, что тот сложил листы бумаги в конверт. А конверт убрал обратно за пазуху. После чего открыл нижний ящик стола, за которым сидел, и вытащил оттуда бутылку. Да-да: зеленого стекла, в серебряной оплетке! Разве что – горлышко этой бутылки было заткнуто пробкой, хоть и не запечатано.

3

Данилова и его спутницу – неудачливых беглецов – доставили на Лубянку в десятом часу вечера. Так что Скрябину, который планировал встретиться нынче с Ларой, пришлось звонить ей и всё отменять. Прибытие в НКВД Святослава Сергеевича и Веры Абашидзе он пропустить никак не мог.

Смышляев разрешил Николаю побеседовать с Даниловым, но только – в своем кабинете. И сообщил, что сам будет при этом присутствовать. Скрябин даже не стал возражать – понимал, что бесполезно. Однако он никак не ожидал, что после него в кабинет руководителя «Ярополка» заявится ещё столько народу. И что Валентин Сергеевич позволит всем войти – из каких-то собственных соображений.

Скрябин занял один из посетительских стульев – дожидаясь, когда Данилова и Веру приведут. Но, едва Николай уселся, как у Смышляева зазвонил телефон внутренней связи. И секретарь Валентина Сергеевича доложил – так громко, что Скрябин даже со своего места это услышал:

– Пришел старший лейтенант госбезопасности Назарьев!

И через минуту Андрей Валерьянович тоже устроился на стуле – выбрав, правда, место на максимальном отдалении от Скрябина: на противоположной стороне кабинета. Так что Николай, желавший между делом позондировать почву насчет родственных связей коллеги, вынужден был от этой затеи отказаться. Да, пожалуй, и не стал бы Назарьев с ним разговаривать – разве что, по прямому приказу Валентина Сергеевича. Выпускник Высших богословских курсов сидел на стуле, всем корпусом от Скрябина отвернувшись. И разглядывал что-то неведомое за окном, где небо уже приобретало лиловый оттенок.

Сам хозяин кабинета тоже не глядел ни на Скрябина, ни на второго посетителя: демонстративно перекладывал какие-то бумаги у себя на столе.

Затем телефон зазвонил еще раз. И теперь – то ли секретарь говорил тише, то ли Смышляев плотнее прижимал трубку к уху, – Николай не сумел понять, о ком идет речь. Но руководитель проекта «Ярополк» снова произнес: «Приглашайте!» И в кабинет зашел Федор Великанов. Оглядевшись по сторонам, он сел от Скрябина через стул, вежливо Николая поприветствовал и спросил шепотом, как продвигается расследование. На что Скрябин – таким же шепотом – ему отвечал:

– Теперь этим делом занимается МУР.

Великанов никакого изумления не выказал, с пониманием покивал. И тут телефон внутренней связи затрезвонил снова.

Назарьев заметно вздрогнул, а Скрябин и Великанов помимо воли переглянулись.

Даже Валентин Сергеевич выказал недоумение.

– Кто-кто? – переспросил он секретаря.

И тот повторил фамилию новоявленного посетителя так громко, что её расслышали все, кто находился в кабинете:

– Абашидзе просит вас принять его!

Смышляев колебался лишь долю секунды, а потом произнес это свое «Приглашайте!» Великанов в изумлении поджал губы. А Скрябин чуть было не высказался вслух насчет того, что брошенный муж – последний, кто должен присутствовать при встрече с Даниловым и с его пассией. Один лишь Назарьев продолжал разглядывать московский пейзаж за окном. И, когда Отар Абашидзе вошел в кабинет, этого занятия не прервал.

Новый посетитель явно приготовил какое-то заявление, и даже воздуху набрал в легкие, чтобы его сделать. Но потом увидел, что с руководителем «Ярополка» он отнюдь не наедине, и все свои слова проглотил. Спросил только:

– Я могу присесть?

И Смышляев указал ему на стул рядом с тем, на котором сидел Назарьев. Ни тогда, ни позже Скрябин так и не смог прийти к однозначному мнению: это было случайностью или руководитель «Ярополка» испытал одно из своих знаменитых предощущений?

4