Следователь и Колдун

Откуда-то из древних коридоров внезапно прилетел ледяной ветер, мгновенно потушив свечи в золотых канделябрах. Воздух в зале мгновенно остыл; дыхание Фигаро превратилось в клубочки осыпающегося инеем пара. Морозные изразцы расцвели на оконных витражах; тарелки и кувшины приподнялись над столом и со звоном рухнули обратно.

Черт лица барона уже не было видно; фигура Оберна пылала ярким алым светом. И следователь понял: еще секунда, и мощнейший эфирны выброс просто сотрет это место...

Бамс!

Звук был громкий и сочный, словно корову треснули по заднице доской. И тут же мир пришел в себя – в зале резко потеплело, в камине вновь вспыхнул огонь, а пламя вокруг фигуры барона напротив потускнело. Оберн издал звук схожий с бульканьем; его глаза закатились, и барон мягко спланировал на пол, явив взору Искру, сжимавшую в руке слегка погнутую кочергу.

- Мда, - девушка покачала головой, - навели вы шороху, господин Фигаро. А так хорошо сидели.

- Святый Эфир... - следователь, наконец, выдохнул, - вы умудрились вырубить барона... кочергой?

- Ну а что? - Искра пожала плечами. - Мне батя как говорил: ежели видишь какую чудь – берешь железный прут потолще и лупишь со всей дури. Всегда работает.

- Ага. - Фигаро икнул. - Работает.

- И что дальше? - в разговор вмешался Сальдо. - Долго он пробудет без сознания? И что это вообще было?

- Я так понимаю, - следователь сглотнул и поежился, - проблема в психическом конфликте, который барон, сам того не желая, спровоцировал этой своей редактурой памяти. Он то ли отчаянно хотел что-то забыть, либо... даже не знаю. Теперь я случайно спровоцировал у Оберна нечто вроде психоза, и часть его жизненности запертая в филактерии пытается барона защитить. Филактерия второго типа это как если бы ваше сознание распилили на две части, вот только там, внизу хранится нетронутая память Оберна, а в его теле – поврежденная. Отсюда диссонанс, который очень скоро разнесет это место в клочья.

- Как скоро? - губы Сальдо дернулись.

- Если он очнется – очень быстро. Поэтому дайте ему что-нибудь для сна. Лошадиную дозу.

- Сделаю. - Алхимик кивнул и тут же куда-то убежал, прихватив с собой пару реторт со стола.

- А что делать нам? - Гастон явно нервничал. - Я так понимаю, искать филактерию барона?

- Мне – да, искать филактерию. А вам – пытаться выжить.

- Что?

- Гастон, - следователь говорил быстро и отрывисто, - у нас нет времени. Чувствуете эту пульсацию? Сейчас все окрестные Другие очень, очень заинтересуются замком. Ваша задача – охранять Оберна и друг друга. Мое – найти его сердце и вернуть в тело. И как можно быстрее. Я не рассчитывал на то, что мои слова произведут на барона такой эффект, но теперь уже ничего не поделаешь – нужно разгребать последствия.

- Фигаро, вы представляете, какую защиту барон мог поставить вокруг своей филактерии? Да вы даже не знаете, где ее искать!

- Догадываюсь. - Следователь криво усмехнулся. - И молитесь всем силам, чтобы моя догадка оказалась верна.

...вереницы факелов на стенах и запах плесени. И лестница вьется винтом: осклизлые камни в щелях между которыми сочится сыростью мох, бледные мокрицы на потолке. Факелы ярко горели – кто зажег их? Или они никогда не гасли? Фигаро не мог вспомнить, да и не так это сейчас было и важно.

Дверь в винный погреб – тяжелая дубовая панель – была открыта. Ну да, он сам оставил ее открытой, когда в последний раз хозяйничал здесь ночью, разыскивая стаканчик красного. Вот стеллажи; в свете колдовского огонька поблескивают сквозь пыль донышки бутылок – их все еще довольно много здесь, в этом подземелье, и некоторые вина – настоящий раритет, стоимостью в маленькое состояние.

Здесь, внизу пульсация Эфира чувствовалась гораздо лучше. Она буквально била по ушам, и световое заклятье Фигаро вспыхивало вместе с ритмом невидимого сердца.

“Не отвлекаться, - подумал следователь, - не отвлекаться. Не терять времени. Жизнь как минимум четырех человек сейчас зависит от меня. А если сила эфирной аномалии окажется достаточной для того, чтобы вызвать пробой... Впрочем, об этом лучше не думать”.

Стеллажи с бутылками интересовали Фигаро мало. А вот обширная зала-коридор где из стен торчали огромные бочки вызывала куда больший интерес. Следователь внимательно изучил краны-пробки и чертыхнулся: он слышал о шифре виноделов этих краев, но впервые столкнулся с ним в реальной жизни; на потемневшей от времени древесине темнели выжженные раскаленным железом значки – трефы, черви, бубны... Вот что, к примеру, означало сочетание двух трефовых мастей и одной бубновой? Вино? Какое? Или коньяк? Или что?

- Черт, черт, черт!

Фигаро метался от одной бочки к другой. Он простукивал их, обнюхивал и даже тыкал в бочки “мерилом”. По всему выходило, что жидкость есть в каждой второй бочке, но при этом некоторые наполнены не до конца.

И тут, наконец, следователь увидел бочку, что выпирала из стены в самом конце подвала.

В этой бочке не было ни пробки, ни крана – просто гладкое дубовое дно. Но при этом был значок, наведенный, зачем-то, ярко-красной химической краской – червонная масть.

Сердце.