Я же отошёл. Отчего-то стало неловко справлять нужду на ослепительном снегу возле колеса. Да и размять ноги захотелось. Насвистывая, прогулялся по хрумкому снежку до поворота, свернул на боковую дорожку. Насвистывал, впрочем, недолго. Жгучий мороз живо слепил губы. Ещё поворот – чуть в сторону, по снежному насту, меж деревьев. Зажмурился, чтоб ничто не мешало слушать звуки тайги. Звуков не было. Только поскрипывание собственных валенок. Я замер. Скрип прекратился. Размежил глаза. Вокруг сгрудились стройные, мачтовые сосны со смоляными потёками на растрескавшейся коре и ветвями, набрякшими под гнётом толстенных снежных пластов, увесистых, как строительные плиты. И – полная, абсолютная тишина.
Я задрал голову.
Где-то в далёкой верхотуре терялись в безоблачной голубизне горящие на солнце макушки. Золотое сияние небес, и стылая мгла внизу. Ни шевеления веток, ни птичьего клекота, ни дуновения ветерка. Зимняя тайга спала.
И я – на голубеющем снегу, невесть как занесённый в дремучий край. Крохотная фитюлька, затесавшаяся меж недвижными гигантами.
Все знают, что опасно смотреть с обрыва вниз. Оказывается, задирать голову куда страшней.
Я ощутил вдруг, как в меня вползает ужас. Давящий, парализующий. Леденящий. Этому не было объяснения. Никто не угрожал, не нападал. Наоборот, я сам жаждал услышать хоть какие-то звуки. Кажется, появись в эту секунду стая волков, я бы обрадовался. Испугался бы, конечно, но и обрадовался. Это всё-таки имело бы физическое объяснение.
Я попытался взять себя в руки. С чего, собственно, паника? Я не один. В каких-то пяти-шести десятках метров за поворотом парит ГАЗ-66, а в нём мой товарищ, опытный таёжник. А что, если нет? Если выскочу за поворот, а там пусто? Мало ли? Уехал срочно. А может, и вовсе не было? И в какую сторону тогда жильё?
Я шагнул к повороту.
«Прекратить истерику! Взять себя в руки! – заклинал я себя. – Всё в порядке, все на месте. Не спеша. Левой-правой. Снова левой…»
Но ужас захлестнул с головой. И, уже, кажется, ничего не соображая, я помчал к повороту.
– Господи, помоги! – бессмысленно взмолился я на бегу. Запутался в полах тяжёлой дохи, с размаху упал и в поворот въехал на пузе.
Конечно, ГАЗон стоял на прежнем месте. Из кузова доносились звуки радиолы. Я пролетел мимо кабины, ухватился за дверцу кунга.
Бероев, шуровавший у буржуйки, обернулся.
– Руку, дурень! Прилипнет! – закричал он. Подскочил, с силой дёрнул меня за побелевшее запястье. Кусок кожи остался на металле. Оказывается, я не надел рукавицы.
Должно быть, выпученные мои зрачки под очками сделались шире стёкол. Бероев понимающе смягчился.
– Белое безмолвие. На многих с непривычки действует, – посочувствовал он. Открыл нижнее сиденье. Меж запасного карабина, патронов, утвари выудил аптечку. Смазал покалеченную ладонь жиром. – Пуганулся?
Я пристыженно кивнул. В одном, правда, не признался. В том, что позорно подпустил струйку. Как раз в ненадёванные кальсоны с начёсом.
Салон быстро нагревался. От конфорки ароматно пахло пригорелым мясом. Оголодавшие, мы впились зубами в куски кабарги. Слегка утолив голод, Бероев поделился планами на нашу таёжную поездку.
– Жаль, конечно, что не попал на сегодняшнее межведомственное совещание, – посетовал он. – Важно было выступить по байкальской нерпе. Омуля едва отбили. Так новая напасть. В таких масштабах стали промышлять нерпу, что она, бедолага, от человека аж на Ушканьих островах спряталась. А природнадзор бамбук в сторонке курит. Очень, очень бы встряхнуть! Но – есть цена любому вопросу.
– И цена вопроса – покатать меня по браконьерским угодьям?
– Тут на самом деле две цены. – Мою иронию Бероев проигнорировал. – Первая цена вопроса – Егор Микушев.
– Это задержанный егерь из Качуга?
Бероев потеребил нос. Будто руль подправил.
– Вот что, Семён, ты мне нужен, – без затей сообщил он. – Ты ведь можешь уголовные дела затребовать?
– Затем и приехал.
– И отменять, если что не по правде? Егоршу-то явно по подлогу сажают!
– А вот тут у тебя промашка. Я не прокурор. И даже не местный чин. А всего-навсего научный сотрудник. Правом давать обязательные для исполнения указания не наделён. Так что, ребята, пулемёта я вам не дам.
– Но для них-то ты начальник из МВД, – не отступился Галаджев. – Откуда они разбираются, чего ты можешь, чего нет. Приказал – вытянутся! Вон ведь – руководство УВД тебе «Волгу» к гостинице подаёт.
Я усмехнулся про себя: «Знал бы ты, почему подаёт».
– Может, и так. Только если после поступит жалоба…
– Что тогда?
– Тогда варианты. Самый гуманный – выговор за превышение полномочий.
– Эк как у вас всё с подстраховочкой! – Бероев зримо огорчился. – Ну и выговор! Эка страсть! Да ты взвесь! Выговор и – судьба человеческая. Как это, если на одни весы?
Я уныло смолчал.
– А ведь я рассчитывал на тебя, Саид, – буркнул в тон мне Бероев.
Выглядел он непривычно подавленным. С моим отказом планы, что вынашивал на спасение егеря, рушились.
Я поправился:
– Не куксись. Дело мы, безусловно, посмотрим. А там по обстоятельствам. Лады? Выкладывай, какая у нас вторая сторона вопроса!