— Мы договаривались, — напомнил ему я.
— Мы на город договаривались, а не на эту дыру! Выметайтесь! — он явно начал нервничать. А я пожалел, что червонец отдал ему вперед и даже ксиву не покажешь, Скворцов развел конспирацию. — Мутные какие-то, — услышал я вслед.
Тихо ругаясь, я проводил взглядом отъезжающий автомобиль с шашечками.
— Куда теперь? — спросил у Скворцова.
— Вон видишь остановка, — показал он глазами на бетонную конструкцию на другой стороне дороги. — Жди меня там.
Я осмотрелся. Темнота, фонарей нет, тротуаров тоже, под ногами застывшая грязь. В стороне плетется, пошатываясь, мужская фигура. Поскальзывается и падает, затем, пьяно матерясь, пытается подняться. Из дома напротив, что аккурат за остановкой, доносится громкая ругань, а из ближайшего двора гитарные аккорды и гнусавое пение:
— Уверен, что меня здесь не прирежут? — поинтересовался я.
— Если только разденут, — буркнул в ответ Скворцов и пошагал в одному ему известному маршруту.
Хмель из нас уже выветрился, и мы оба были не в настроении.
Садиться на лавку я не стал. На остановке сильно воняло мочой и блевотиной, поэтому устроился в тени дерева и принялся ждать. Хорошо, что пуховик купил, вернее принял в дар, а то к вечеру опять подморозило, и в куртке я бы точно замерз.
В одной из квартир второго этажа все продолжали ругаться. Я посмотрел на освещенное окно и открытую форточку, через которую мне и были слышны женский и мужской голоса. За стеклом мелькнула фигура, словно кто-то пробежал по комнате. Вслед за ней показалась еще одна фигура покрупнее, но уже с занесенной над головой рукой. Затем вновь крики.
— Убью потаскуху!
— Не надо!
Визг, следом грохот, словно в квартире что-то упало и опять мужское «Убью!».
Ни хрена тут народ развлекается. Черт, у него же топор! До меня дошло, что за предмет был у мужика в занесенной для удара руке.
Бежать, кого-то спасать и подвергать себя риску, если честно, не хотелось. Я посмотрел по сторонам, словно надеясь увидеть местного участкового или хотя бы неравнодушных граждан, таких же, как те, что недавно отбили от меня карманника, но, походу, в этой клоаке они не водились.
Над головой вновь завизжала женщина. Сплюнув от досады, я забежал в подъезд. Два лестничных проема, и я на втором этаже. Ногой выбил дверной замок. Ригели от удара погнулись, и деревянная дверь отворилась.
В крохотной прихожей темно, а там, где свет, внутри квартиры, раздаются удары, как при рубке дров. Наверно, женщина где-то закрылась, и мужик прорубает к ней проход.
— Потаскуха! — кричит он и вновь рубит хлипкую преграду. Мне даже кажется, что я слышу, как отлетают в стороны щепки.
Вновь вспоминаю, что риск не оправдан, что переть на топор с голыми руками — полный идиотизм. Не лучше ли просто вызвать милицию? Вот только вряд ли в этих бараках у кого-то есть телефон. Оглядываюсь в поисках чего-нибудь, что может заменить оружие, но вижу только зонт, который однозначно не подходит.
И тут прямо из-под вешалки, на меня блеснули глаза. Большие и испуганные. Ребенок лет пяти, сжавшись, сидел на скамье для обуви, спрятавшись под ворохом верхней одежды.
Разнесшийся по квартире отчаянный женский крик заставил мальчика вздрогнуть и зажмуриться.
Матеря себя, сворачиваю в комнату. Это занимает всего один шаг, не квартира, а конура.
Всё так, как я и думал. Дверь в кладовую вырублена, последняя преграда — коробки — тоже скоро будет сметена. Невидимая за коробками женщина визжит. Мужик стоит ко мне вполоборота. Топор он переложил в левую руку, а правой отшвыривал в сторону мешающие ему добраться до жертвы коробки.
Я понял, что это мой шанс. Вот только чем его вырубить? На глаза попалась табуретка. Массивная, с прорезью для пальцев посередине. Ее-то я и взял за одну из ножек.
Мужик в последний момент что-то заметил и удар пришелся не по затылку, куда я целился, а вышел смазанным, лишь пробуравил острым углом кожу на его щеке. Впрочем, и этого хватило, чтобы вывести его из равновесия. Он пошатнулся и тут уже я пнул его под колено. Его еще больше развернуло, и мужик начал заваливаться лицом на выкинутые из кладовки коробки.
Осталось обезоружить дебошира, и я прыгнул прямо ему на руку, заставив расслабить хватку. Только собрался связать его бельевой веревкой, что была натянута по всей комнате, как сзади в спину прилетел удар.
— На пол, гнида!
Падаю на колени и пытаюсь рассмотреть, кто же меня приложил. Вижу двух ментов, один из которых в меня целится из пистолета.
Только собираюсь сказать, что я свой, как получаю удар уже в лицо. А затем на меня наваливаются и начинают заламывать руки.
— Отставить! — слышу спасительный окрик Скворцова. — Он свой! Ты цел? — это уже мне. Вадик, помогая мне подняться, выговаривает. — На полчаса одного нельзя оставить!