Мужчина, которого она впервые встретила в лесу за год до происшествия, перевернувшего жизненный уклад всей семьи Панариных, называл себя Лесником. Такое вот нейтральное прозвище. Быть может, именно из-за этой нейтральности-то она и не могла вспомнить его настоящее имя, хотя ей всегда казалось, что она его знает и вспомнит, как только в этом возникнет необходимость. Тринадцатилетняя Рита в ожидании обеда или ужина однажды гуляла по лесу и встретила мужчину, сидящего на пне и что-то пишущего. Он сначала представился поэтом, затем — писателем, позже — адвокатом, в следующий раз — путешественником. Он читал ей свои стихи, угощал в начале июня марелью и клубникой, фотографировал ее — тоненькую, загорелую, в сарафанчике, с голыми коленками, с облупленным носом и белыми носками. Он читал ей страшные истории из толстой потрепанной книги «Сто лет криминалистике» и учил ее не бояться лосей. И родители ни о чем не догадывались, ничего не подозревали. Рита отлучалась на полчаса, затем возвращалась на поляну и присоединялась к ним, что бы они ни делали, потом снова углублялась в лес, за которым простирался низкий символичный дощатый забор с калиткой, ведущей в заповедный сад.
Поздней осенью, когда она по привычке открыла калитку и пробежала до самого крыльца двухэтажной дачи, которая у них называлась домиком лесника, то ужасно расстроилась, когда увидела на ступенях рядом с растоптанными мужскими кроссовками дамские туфли. Ей была неприятна и невыносима мысль, что Владимир Сергеевич (в тот день она как раз вспомнила, как его зовут) помимо дачной жизни ведет и другую, городскую и, возможно, семейную, жизнь. Рита захотела посмотреть на женщину, жену или просто девушку Лесника, и посмела открыть дверь. Но в доме было тихо, обитатели его, возможно, спали, и Рита вернулась на поляну.
Отец спросил тогда, где она была так долго и почему у нее такой несчастный вид, на что Рита ответила, что пыталась сочинить в лесу стихотворение, но у нее не получилось, что у нее вообще ничего не получается и что она — бездарь. Больше в том году Панарины в лес не выезжали. А весной Рита впервые дала себя поцеловать. И это тоже произошло в лесу, под щебет птиц и шум листвы. Такого отупляющего блаженства она еще не испытывала и возвратилась с прогулки по лесу сама не своя. Ей не хватало воздуха в лесу, птичьего гомона, шелеста листьев, ветра, она вся горела и не знала, что с ней происходит. Щеки ее пылали, губы тоже, а колени дрожали, словно она сделала восемь кругов вокруг школы. Она любила этого мужчину, ждала встречи с ним, видела его во сне, где летала с ним в большущих корзинах над какими-то замками. Он мерещился ей в метро, она слышала где-то совсем рядом его голос, оглядывалась и, не увидев его, готова была заскулить как дворовый голодный и промерзший щенок от тоски и безысходности. Начался авитаминоз, Рита засыпала на уроках, была вялая, ей не хотелось жить.
В мае поехали в Марфино, разожгли костер, и, пока отец насаживал мясо на шампуры, Рита побежала к заветной калитке, ворвалась в буйно цветущий сад и, пробежав его до самого конца, взглянув на дверь, поняла, что дом пуст и что два окна разбиты...
Через неделю снова вырвались за город, мать с отцом поссорились и долго выясняли отношения возле костра. Им было не до Риты. Она убежала в лес, оттуда в сад, где чуть ли не налетела на красивую молодую женщину, загорающую на надувном матраце. Обе закричали, откуда-то прибежал Владимир Сергеевич, стал их успокаивать. Объяснил своей жене (Рита узнала об этом позже), что эта девочка ходит через сад к соседям, чтобы купить молоко.
Они даже познакомились, но Рита упорно не хотела запоминать имя этой женщины, из-за которой она стала видеть Лесника так редко. Она ревновала, она переживала, она подолгу сидела в траве за забором, подсматривая за ненавистной ей соперницей, в душе, конечно, желая во всем на нее походить...
Спустя две недели они все же встретились, он не хотел отвечать на ее вопросы, связанные со своей женой. Сказал только, что давно женат, но его чувства к Рите сильнее и что он любит ее. Они гуляли, обнявшись, по лесным тропинкам, Владимир Сергеевич держал свою горячую руку на ее талии и говорил ей нежные слова. Когда он целовал ее, прислонив спиной к дереву, ей казалось, что она сейчас умрет, настолько сильны и невыразимо прекрасны были ее чувства к этому красивому и нежному мужчине. Ей давно уже было пора возвращаться, но она не могла даже подумать о том, что вот сейчас ее счастье кончится и, вместо того чтобы переживать поцелуй за поцелуем, ей придется давиться ненавистным ей салатом, вести глупые и вежливые разговоры с матерью, мыть посуду.
Они почти дошли до калитки, когда до Риты донеслись звуки музыки.
— Твоя жена там?
— Нет, там никого нет, просто я оставил включенным транзистор.