След на воде

Одним словом, обычный парнишка лет семнадцати от роду, попавший на практику от речного училища на наш «Михаил Зощенко». Его даже речная форма не делала взрослее. Стасик — он Стасик и есть.

Сейчас, впрочем, он был в «штатском» — в джинсах и ненормально яркой зеленой майке.

Димыч, не вставая, протянул Стасику руку, видно, чтобы не смущать пацана серьезной разницей в росте.

— Ты что так легко оделся? — поинтересовался он. — Ветер холодный, замерзнешь.

— Не замерзну, — важно сообщил Стасик, зыркнув на меня глазками.

Я демонстративно отвернулась в сторону, но со скамейки не поднялась. Нечего! Пусть сами уходят, тем более, я одета как раз тепло, могу сидеть хоть до утра.

Стасик уселся между нами и преданно уставился на Димыча. Тот, не торопясь, листал свой блокнот и вопросов пока не задавал.

Стасик начал нетерпеливо ерзать на скамейке — видно, не такой уж закаленный, каким хочет казаться.

— Двенадцатого у тебя вахта вечерняя до скольки была? — спросил Димыч безо всякого интереса.

— Двенадцатого? — добросовестно задумался Стасик. — Двенадцатого, значит…

— Это когда официантку убили, — подсказал Димыч.

— С шести до двенадцати, — сообразил парнишка, — то есть до двадцати четырех.

— С одиннадцати до двенадцати чем занимался?

— Да так, — пожал плечами Стасик, — уборкой.

— На корму заходил? Вот сюда, — для наглядности Димыч ткнул пальцем в палубу перед собой.

Стасик проследил взглядом указанное направление и согласился:

— Ага, заходил. Не все время здесь был, но несколько раз заходил. По делу, — уточнил он важно.

— Видел кого-нибудь?

— Карину не видел, — быстро ответил Стасик.

— Я тебя не про Карину спрашиваю.

— А про кого?

— Про остальных. Кто здесь вечером был?

— Из команды? — уточнил свидетель.

— Все! Все, кого видел. А что, и не из команды кто-то был?

— Мужик был один. Турист. Молодой.

— Что делал? — спросил Димыч, враз поскучнев. Про туристов он твердо решил не думать.

— Ничего не делал. Стоял, курил. Молодой такой. Из иностранцев.

— Откуда знаешь, что из иностранцев? Может, это кто-то из наших. Ты разговаривал с ним, что ли?

— Не, не разговаривал. Но точно не русский. Русские же позже заселились, а этот вместе со всеми приехал, из аэропорта. Я его чемодан тащил в каюту.

— А сам он что, немощный?

— Дим, здесь так принято, — вмешалась я. — Багаж туристов разгружают из автобусов матросы. Они же и по каютам вещи разносят. У нас же четырехзвездочный отель. Сервис.

— Ни фига себе! — возмутился Захаров. — А почему нам никто вещи по каютам не разносил? Что за дискриминация?

Я представила, как по узкому коридору бредет, пошатываясь под тяжестью Захаровского чемодана, тощий Стасик, а за ним вальяжно шествует Димыч, довольный правильным к себе отношением. Было в этой картинке что-то от рабовладельчества и эксплуатации человека человеком.

— Не стыдно тебе? — поинтересовалась я у ущемленного в правах отечественного туриста. — Ты что, развалился от того, что свой чемодан сам до каюты донес?

— Не развалился. И вообще, у меня не чемодан, у меня сумка небольшая. Она легкая. Тут дело в принципе. Почему это к иностранцам одно отношение, а к нам другое?

— Потому, что иностранцы — это, в основном, бабушки-божьи одуванчики. Им тяжело самим вещи нести. А вы молодые и здоровые. И сумки у вас легкие, сам сказал.

Стасик слушал наши препирательства, притопывая от нетерпения ногами. Или не от нетерпения, а от холода. Подмерзать начал в своей изумрудной маечке.

Смотрел он исключительно на Димыча, ловил каждое слово. На меня внимания совсем не обращал, даже голову в мою сторону не поворачивал. Вот это я понимаю, дискриминация! Это не вам не чемодан самому в каюту тащить, тут посерьезнее будет.

— Черт с ними, с иностранцами, — подвел итог Димыч. — Тут со своими бы разобраться, не до божьих одуванчиков. Кого еще видел вечером двенадцатого?

— Пацанов наших. Жеку, Славяна, Леху, еще одного Леху…

— Чего делали?

— Ничего. Стояли, курили.

— Еще кого? Вспоминай подробно.

— Витьку еще видел. У него вахты не было, он просто так стоял.

— Курил?

— Ну, да. Курил. Ждал кого-то.

— Откуда знаешь, что ждал?

— Он сам сказал. Я спросил, чего он не уходит? А он говорит, мол, человека одного надо дождаться, разобраться с ним.

— Ух ты! — заинтересовался Димыч. — А что за человека, не сказал?

— Не сказал. Он вообще нервный какой-то был. Наорал на меня. Ну, я и не стал с таким долбоном связываться — не хочет рассказывать, пусть стоит себе. Псих, короче.

— Витька — это Синцов, что ли? Во сколько ты его видел? Хотя бы примерно.

— После одиннадцати точно. Он еще сказал, что подождет до полдвенадцатого, и если тот человек не придет, сам пойдет его искать, и тогда тому хуже будет.

Димыч пометил что-то в блокноте и поторопил задумавшегося Стасика:

— Еще кто был?

— Да много кто. Дядя Вася заходил. Бармен из ресторана был, мусор приносил в мешке. Стюардессы были, Машка с Ленкой. Ничего не делали, стояли, курили. Еще Володин Андрюха был, из ресторана. Не знаю, зачем, просто пришел, посмотрел и ушел. Еще Миха был, санмеханик, стоял, курил. Коля еще, рулевой, тоже курил…