След на мокром асфальте

– Ты попробуй – увидишь.

– Расходимся, граждане, иначе будет грязно, – предписал Яшка-Анчутка, который имел на руках второе дуло.

– Убьем, – перевел Федя.

– Сядете, – тявкнул один из Гришкиных шакалов.

Федя сплюнул, Анчутка расшифровал:

– Суд добрый, поймет и простит. А ну исчезли! Считаю до трех.

Не нашлось отважных проверять, шутят они или говорят правду. Убрались все. Федя с Яшкой спрыгнули, принялись отскребать от земли то, что осталось от Цукера.

– Я тебе, дураку, что говорил – не суйся, – ворчал Анчутка.

Не без укора, надо признать, потому что понимал: после сегодняшнего «бенефиса» и ему в шалман хода не будет, надолго, а то и насовсем. Стало быть, снова жить на одну зарплату – безгрешно, но больно скучно.

– И я предупреждал, – напомнил Федя.

Он, передав пистолет Яшке, решил оттереть с Цукеровского лица кровь. Да не просто, а грязным платком, предварительно плюнув, – Сахаров, собрав последние силы в избитом теле, прянул в сторону.

– Это они тебя забить хотели, – со знанием дела объяснил Анчутка, – ну ничего. Нос свернули, но кость цела. Вдохни. Тяжело?

– Ага, – просипел Сахаров, и Яшка тотчас поставил диагноз:

– Ребро сломали. Вовремя мы поспели. Алька, поднимай.

Цукер повел зрячим глазом, ища, к кому он обращается, но подняли его все те же Яшка и Федя и повели под руки.

– Что за Алька? – спросил Сахаров Яшку, оживая, как побитая собака, с каждым шагом. Обошлось, истоптать истоптали, но кроме носа и ребра остальное цело.

Анчутка хохотнул, указал на Федю:

– Рома, ты что. Вот же.

Тут уж Федя спросил с удивлением:

– Так ты Рома?

Цукер подтвердил и прибавил:

– А ты Алька?

– Альберт, – со вздохом поведал Федя.

– Будем знакомы.

– Хорошо, – согласился Федя-Альберт. – Так зачем ты сюда завалил?

Тут Сахаров спохватился:

– Тебя искал. Ты у кого плащ подрезал?

– А это кому надо? Тебе или ментам?

– Мне, – заверил Цукер.

– Тогда – из машины подтибрил. Я шел себе ввечеру, мужик вылез и шасть к телефонной будке, а дверь и не закрыл. Смотрю – шкура лежит, я и забрал. А что? Значит, много лишней одежи, если так бросает.

Цукер в целом согласился и спросил, как выглядел разиня.

– Нос у него – во, – Федя-Альберт показал руками форменный клюв, – сам длинный, чернявый, хромает.

– А что за машина, не заметил?

– Чего ж не заметить? Серая «Победа».

Яшка, которому Пельмень в красках описал свои приключения и находку на берегу озера, услышал и заинтересовался.

– Надо ж, «Победа»! Да еще и серая. А номер, конечно… нет?

– Чего ж нет, – невозмутимо ответил Федя, – черный номер, 35–87.

Анчутка, который до сих пор таблицы умножения не осилил, восхитился:

– Прям так и запомнил?

Альберт пожал плечами:

– Чего? Квартирую я в Марьиной роще, номер восемь, семь семей в доме живет.

– А тридцать пять? – поинтересовался Цукер.

– И это просто. Братан у меня был младший, тридцать пятого года рождения. Тоже Рома.

– Был. Погиб, что ли? – спросил Яшка.

– Он связным у наших бегал, выдали его, и фашисты запинали насмерть. В сорок первом. Деревня Томшино, Рузского района, может, слыхали?

После того как распростились и с Федей, и с Альбертом, Анчутка спросил, не оттащить ли приятеля к Склифосовскому, но Цукер сообщил, что предпочитает хворать дома.

Отправились на поезд. Сложив несчастные Сахаровские кости на скамейку, Яшка спросил, к чему вообще было все это представление с мордобоем.

– Чего тебе приспичило знать, чей плащ? Совесть заела или что другое?

– Другое, – успокоил Сахаров. – Гладкова просила узнать. Вот ты лучше скажи, стволы откуда?

– А тебя здорово по башке треснули, – заметил Анчутка, доставая два блестящих пистолета, – это ж те самые, что Колька выточил, забыл?

Цукер хохотнул и тут же чуть не помер от боли в ребрах.

– Давай без резкой физкультуры, – призвал Яшка. – Чего там с плащом?

Цукер, то и дело переводя дух, рассказал ему историю гешефта с Федей, выступление Оли, об исписанном платочке поведал. Яшка слушал, кивал и лишь спросил:

– Колька знает? – и сам же себе ответил: – Конечно, если Ольга знает, то знает и он. Интересные дела у нас творятся на окраине! – И, спохватившись, посоветовал: – Ты молчи, молчи и отдыхай, дыши через раз.

Цукер последовал совету и, несмотря на адскую боль во всем теле, сам не заметил, как забылся сном. Яшка его разбудил уже на платформе.

– Тебя сразу тащить к Маргарите?

– Нет. В подвал. Ждут ведь…

– С чего ты взял?

– Она сказала: жду тут.

После того как поспал, лучше Сахарову не стало – все тело распухло, нос опух, дышать было больно, так что шли они еле-еле. Когда добрались наконец до Советской, в окне над сапожной мастерской маячили эти двое – Коля и Оля, – и, увидев знакомые фигуры, моментально выскочили навстречу.

– Ну что, что? – сгоряча спросила Оля, но, разглядев Цукера как следует, ужаснулась и разохалась:

– Рома! Кто тебя так? За что?!

Колька, помогая Яшке, поддерживая пострадавшего с другой стороны, разозлился:

– Что ахаешь?! Врача вызови. – И Ольга немедленно убежала.

– Вниз, вниз, – приговаривал Сахаров, скрипя зубами.