«Впечатления и рассуждения» – это собрание лаконичных заметок и писем в газеты, посвященных в основном таким предметам, как содержание певчих птиц в клетках и езда на клячах. Никому и в голову не придет, что их автором может быть человек, писавший некогда книги, считавшиеся опасными и подрывными и которые на самом-то деле были болезненно пессимистичны. Поздняя проза Голсуорси – это по преимуществу товар второсортный, но в иных из его ранних пьес и романов («Собственник», «Сельская усадьба», «Справедливость», «Братство», некоторых других) есть хотя бы известная пряность, атмосфера – довольно нездоровая атмосфера всеобщей растерянности и преувеличенной тоски на фоне сельских пейзажей и ужинов в Мэйфере[82]. Картина, которую он пытался написать, – это изображение невыразимо жестокого мира, где правят деньги, – мира, в котором тупоумные, набивающие себе брюхо сквайры, адвокаты, епископы, судьи и биржевики in saecula saeculorum[83] сидят на шее у сверхчувствительных обитателей трущоб, слуг, иностранцев, падших женщин и художников. Не точто бы это была такая уж ложная картина эдвардианской эпохи, когда английский капитализм все еще казался несокрушимым. Но потом что-то вдруг случилось; приватная размолвка Голсуорси с обществом (в чем бы она ни заключалась) подошла к концу, а может, дело было просто в том, что угнетаемые классы начали казаться не столь уж угнетенными. После чего стало очевидно, что в сколько-нибудь существенном смысле он ничуть не отличался от тех людей, разоблачение которых сделало ему имя.
В письмах и заметках, собранных в этой книге, автор предстает образцовым членом Лиги Дураков, не усматривающим в нынешнем обществе решительно ничего дурного, кроме перенаселенности и жестокого обращения с животными. Предлагаемое им решение экономических проблем – эмиграция: избавьтесь от безработных – и вы избавитесь от безработицы; при виде страдающих лошадок он впадает в неистовство, но ему явно не так жаль шахтеров; он цитирует Адама Линдсей Гордона[84] – «жизнь – это главным образом пена и пузыри» – и заявляет, что это его «философский и религиозный девиз». Любопытно, кстати, отметить, что, судя по всему, ему очень хотелось бы отмахнуться от революционного подтекста своих ранних пьес.
Вероятно, многие из тех, кому эта книга случайно попадется на глаза и кто, листая ее, наткнется на выписку из Адама Линсея Гордона, с возмущением отбросит ее в сторону, благодаря Господа за то, что они принадлежат послевоенному послеэлиотовскому поколению. Но мало этого. Голсуорси был плохим писателем, хотя какой-то внутренний недуг, обострив чувства, едва не сделал его писателем хорошим; но потом недуг прошел, и он вернулся к своему прежнему состоянию. Имеет смысл остановиться и задуматься, в какой конкретно форме то же самое происходит с самим собой.
Анализ драматургии
«Буря» У. Шекспира в театре «Олд Вик»
Если не зря говорят, что мертвые переворачиваются в могилах, то у Шекспира, должно быть, возникает немало поводов проделывать эти упражнения. Несомненно, постановка «Бури» в театре «Олд Вик» в очередной раз грубо нарушила его покой, хотя изобретательность, с какой продюсеры выбрали именно этот момент, вызывает восхищение.
Почему так получается, что Шекспира почти всегда играют так, что люди, которым он не безразличен, испытывают чувство неловкости? По-настоящему виноваты в этом не актеры, а публика. Его пьесы приходится играть перед зрителями, которые в большинстве своем не знают английского языка елизаветинской эпохи и потому не понимают ничего, кроме самых простых реплик. Наиболее известные из трагедий Шекспира, где в любом случае льется кровь и происходят убийства, довольно часто имеют успех, но комедии и лучшие из исторических хроник («Генрих Четвертый» и «Генрих Пятый»), в особенности их прозаические фрагменты, – дело безнадежное, потому что девять десятых зрительного зала пьесы не читали, и можно быть вполне уверенным, что соль шутки до них не дошла, если только за ней не последовал пинок в зад. Все, на что в такой ситуации актеры способны, так это проговаривать свои реплики с максимальной скоростью и как можно больше сопровождать их грубыми шутками, ибо они прекрасно понимают, что если публику что и способно рассмешить, так это хохма, а не подлинный шекспировский текст.