Тщательно поглотив каждый кусочек нафантазированного ужина и облизав свой воображаемый нож, я потянулся к пульту дистанционного управления и включил телевизор. Джонни Холлидей, старый французский поп-исполнитель, заполнил экран своими синтетически белыми волосами, лицом рептилии и телом, слишком старым и жилистым для белого комбинезона с шипами. Он спел несколько строчек своего хита, прыгая по сцене с фальшивыми эмоциями на лице. Я пытался с трудом разобрать слова песни и заснул, так и не успев заказать ужин.
На следующее утро папа спросил:
– Как прошло свидание?
Я пожал плечами, не желая делиться с ним впечатлениями о Натали – даже произносить при нём её имя. Она стала для меня священной.
– А я могу увидеть её ещё раз, прежде чем уеду? Она дала свой телефон, – я невольно проболтался, не в силах скрыть своё желание оказаться с ней снова.
– Нет, Джон. Забудь о ней, – поморщился отец. – Ты должен вернуться в школу, а мне предстоит ехать в Лондон. Не зацикливайся на ней. Существуют тысячи красивых девушек, таких, как она. И любой таксист в любом городе мира подскажет, где найти подобную. Выбрось её из головы и возвращайся в Лозанну.
Не хотелось слушать эти презрительные комментарии, и я постарался отстраниться от них: чтобы лелеять то тепло, которое Натали оставила во мне.
– Ну, она казалась доброй, – это всё, что я смог пробормотать в её защиту.
– Да они все добрые, Джон. Это часть их работы. Я найду тебе других девушек, когда ты вернёшься в Нью-Йорк, – заверил он.
В тот момент такое обещание отца интересовало меня меньше всего. Я подумал о всех других женщинах, о которых отец рассказывал Тиму и мне все эти годы. Старые подружки, случайные женщины на улице – все они представляли для него только спортивный интерес. Преследовать их, соблазнять, заключать сделки – всё это составляло часть игры, активировавшей его инстинкты продавца, потому что требовало умения и концентрации, ловкости и силы убеждения. Малейшие эмоции или всё то, что я чувствовал к Натали, никак не являлись частью такой игры.
В поезде, возвращаясь в Лозанну, я продолжил фантазировать о еде, вдохновлённый наказом Натали: так на меня повлияли её слова. И раньше все говорили, что мне надо больше есть. Но на меня сейчас особо повлияло то, как она провела параллель между едой и удовольствием от того, насколько ей станет приятно снова увидеть меня – но уже крупным, твёрже стоящим на ногах. Хотя еда будет служить для моего блага, а не для её. А она бы любовалась моим прогрессом на расстоянии, не преследуя личные цели. Я чувствовал, что она волновалась обо мне, и мне вдруг захотелось есть – в угоду ей.
Глава 12
Только когда такси подъехало к двери Пристроя, я вспомнил о бойкоте, от которого сбежал. Париж полностью, хотя и временно, уничтожил тревоги о нём. Но когда я вновь лёг на свою кровать, эта боль вернулась. Может быть, долгое отсутствие на моих противников оказало такой же амнезийный эффект, что и на меня самого? К тому же, кроме тех фактов, что не разделял взгляды Джона о пользе галлюциногенов и громко стучал гипсом по полу по ночам, я, кажется, и не сделал ничего такого, из-за чего бы меня стоило сторониться.
Ибенге вошёл в комнату и громко, как проповедник, возвестил:
– Я рад вновь увидеть тебя, сын мой.
– А где остальные? – осведомился я.
– Скоро вернутся, – ответил он.
– Всё ещё сердятся на меня?
– Может быть, да. А может быть, и нет. Но они сейчас под кайфом, так что, может, это и не будет иметь большого значения. Они же макаки, – добавил он, сравнив их с обезьянами, жившими у него на заднем дворе в Киншасе (их образ он всегда использовал для описания глупости).
То, что я их теперь гораздо меньше опасался, возможно, было связано с Натали. Их влияние на меня заметно ослабло.
Один за другим в комнату вошли Джон, Франсуа и Марко. Появился и Аксель, нечасто бывавший здесь по выходным. Они бестолково передвигались по комнате, казалось, им стало как-то не по себе от моего появления.
– Так где ты пропадал? – спросил Аксель.
– В Париже с отцом. Он приехал туда в командировку. А я поехал, чтобы с ним встретиться.
– Ага, – понимающе кивнул Аксель.
Они все посмотрели на меня, как бы говоря: «Это всё, что можешь нам рассказать?» Увидел, что и Марко смотрит на меня, мне вдруг захотелось «нейтрализовать» его больше, чем остальных.
– Так что ты там делал? – не унимался Джон, и его настойчивость подсказала мне с чего начать.
– Папа снял мне проститутку вчера вечером, потому что у него намечался деловой ужин, а он не хотел оставлять меня одного, – бросил я как можно бесстрастнее, надеясь, что такое моё отношение вызовет у них понятную зависть.
Тут же все в комнате замерли, а я из изгоя превратился в центр внимания. Их обиды мгновенно отошли на второй план. Каждый хотел задать свой вопрос, отличный от других.
– Она брюнетка? – стал засыпать меня вопросами Франсуа. – А сколько ей лет? Пользуется ли духами? Какое у неё тело?
Затем Аксель, пузатый и неуклюжий, робко уточнил:
– А как же насчёт гипса? Что же она сделала с гипсом?