Не частые, однако и не столь уж редкие среди пчел гинандроморфы, несущие очевидную смесь мужских и женских признаков, давно были известны Фришу, и он имел основания принять точку зрения Гартманна. К тому же Гартманн не ограничился гипотезой. Он нашел бурую морскую водоросль не просто двуполую, что наблюдается в растительном мире сплошь и рядом, но с обоеполыми клетками, способными функционировать и как мужские, и как женские в зависимости от силы выраженности пола у второй водоросли. Сходные явления обнаружены позже и у других низших организмов. Гартманновская бурая водоросль для Фриша — замечательная одноклеточная модель явления, хорошо ему знакомого по обоеполым, но двуформенным, словно более «мужским» и более «женским», цветкам гречихи, таким же у примулы-первоцвета или по плакун-траве, в сущности уже даже не с двумя, а с тремя степенями выраженности доминирующего пола в двуполом цветке.
Слово о Гартманне Фриш закончил так:
«Это был не только естествоиспытатель, но и философ. Это был также вдохновенный и вдохновляющий учитель, мастер устного и печатного слова. Это был человек, одаренный обширными знаниями, ясностью мысли, высокой честностью. И сегодня его книги и речи волнуют молодых биологов. В „Общей биологии“ — этом капитальном труде — все отмечено печатью личности, раскрывающей подлинную сокровищницу знаний. В книге звучит страстный призыв. Гартманн создал прекрасную школу и продолжает жить в своих учениках. Они связаны с ним, он связан с ними. Как горячо и охотно рассказывал он об их новейших открытиях, сколько гордой радости излучали его глаза!..»
В газетном отчете о выступлении Фриша сказано: «Посвященное Максу Гартманну проникновенное слово профессора Карла фон Фриша было блестящим очерком этой выдающейся личности, очерком, который, к слову, в последнем пассаже представил глубоко правдивый автопортрет и самого выступавшего».
Автор газетного репортажа не отметил, что вопрос о поле потомства у общественных насекомых вообще, и у пчел в частности, — один из самых головоломных и привлекательных в естественной истории. Десятки выдающихся исследователей остановились перед загадкой, дававшей повод считать реальным существование некоего таинственного механизма, благодаря которому матка «по желанию» откладывает яйцо — зародыш самца или яйцо — зародыш самки. Во всяком случае, хотя в семье нет повитух, которые принимали бы откладываемые маткой яйца, объявляя «снова девчонка» или «наконец-то парень», пчелы-кормилицы безошибочно доставляют одним один рацион, другим другой.
Можно только завидовать тем, на чью долю выпадет выйти к свету из этого темного лабиринта.
…Итак, хоть сам себе Фриш не разрешает даже небольших «зайтен-шпрунгов» — уклонений в сторону, не рискуя тратить время, которое, вопреки мнению американцев, дороже денег, вкус к опаснейшим и интереснейшим «емким проблемам» ему не изменяет. И когда он выступает как просветитель и пропагандист науки, спектр тем его лекций и статей неожиданно широк и разнообразен, он избегает восклицательных знаков, но не скрывает интереса к вопросу и увлеченности им.
Вот названия только некоторых лекций: «Медицинское образование и преподавание биологии», «О пище зверей», «Игры в прятки в мире животных», «Символика в жизни животных», «Насекомые — господа Земли».
Вот только некоторые общеобразовательные статьи: «Часы пчел и часы цветов», «Чудеса мира насекомых», «Наказанное обжорство», «Каким представляется мир насекомому?», «Необычайная шайка разбойников», «Шмели в роли невольных транспортных самолетов»…
Да и многократно выходивший однотомник «Ты и жизнь. Популярная книга о современной биологии», и не раз издававшийся двухтомник «Биология» — учебное пособие для высшей школы — свидетельствовали, что биология не исчерпалась для автора проблемами органов чувств у рыб и ориентировкой пчел в полете.
Равным образом стихи Фриша, а он написал их много, составили, вместе взятые, не просто семейный альбом, посвященный разным домашним событиям, старой липе в Бруннвинкле или виду с холма над домом, встречам и прощаниям, юбилеям друзей и своим собственным.