Сквозь толщу лет

Как посмотрел делопроизводитель на чудака студента, когда тот пришел забирать бумаги! Он просто отказывался верить, что это всерьез.

Бросить медицину ради зоологии? Самому закрыть себе путь к карьере врача?!

Но решение Фриша было твердо.

В ту пору в Вене преподаванием зоологии руководили ученые, считавшие главным систематику и морфологию животных, поэтому Карл собрался в Мюнхен, в институт профессора Рихарда Гертвига, крупного зоолога-натуралиста.

Еще в 1879 году братья Гертвиги, Рихард и Оскар, опубликовали совместно написанную монографию «Актинии». А ведь первая работа Карла тоже была посвящена «морским розам»! Карл читал труд Гертвигов и на каждой странице с радостным ужасом открывал для себя бездну нового об этих, казалось, так хорошо ему известных созданиях.

То был полезный урок, вновь напомнивший давнюю, еще в детстве сверкнувшую мысль о могучей силе терпеливого изучения предмета.

Карл стал прилежнейшим студентом зоологического института. Когда Гертвиг приступил к чтению курса сравнительной анатомии позвоночных, молодой зоолог, в отличие от многих коллег по семестру, не только не пропустил ни одной лекции, но и не опоздал ни на одну. Это было не просто. Гертвиг жил при институте и начинал занятия в семь утра. Тем, кто квартировал далеко от «старой» академии, приходилось покидать дом на заре.

Во время большого зоологического практикума Карл познакомился с Рихардом Гольдшмидтом, правой рукой профессора, первым ассистентом, ставшим впоследствии тоже мировой знаменитостью.

И профессор, и его ассистенты, и особенно руководитель Мюнхенского зоологического музея Франц Дофляйн — он же возглавлял курс систематики и биологии животных, — как и новый приехавший из Вены студент, интересовались не только препаратами в банках со спиртом и скрупулезными описаниями подробностей строения разных видов. Всех тянул к себе живой организм. Дофляйн, заказывая экспонаты для музея, требовал, чтобы чучела делали в позах и группах, которые знакомили бы зрителя с типичными повадками созданий, выставляемых на обозрение. Регулярно совершались экскурсии для обследования окрестностей города, причем участники походов выполняли возложенную на них долю общего плана, а кроме того, каждый имел личное задание.

Фришу было поручено исследовать гнездостроительные таланты одиночных пчел: среди них на одном полюсе виды, так сказать, дикарей, еще не умеющих ничего толком соорудить для потомства, а на другом — довольно искусные архитекторы, с разной степенью совершенства решающие задачу.

В 1908 году, более семидесяти лет назад, берясь за работу, Фриш не подозревал, что делает шаг, приближающий его к объекту будущих исследований. Впрочем, то был действительно только маленький шаг. До проблем, ставших его призванием, лежал долгий путь. Начавшись не прямо, он и в дальнейшем ничуть не походил на линию, представляющую кратчайшее расстояние между двумя точками. Тем не менее все предшествующее окончательному уточнению круга интересов Фриша не превратилось для него в излишний груз, отвлечение или пустую докуку.

Даже о двух годах — немалый отрезок для человека в возрасте двадцати четырех лет, о двух годах на медицинском факультете Фриш никогда не жалел, считая, что они сослужили полезную службу в теоретической подготовке для зоологии.

Болезнь отца заставила Карла вернуться в Вену. Теперь здесь зоологическую школу возглавлял Ганс Пшибрам.

Мы спокойно выписываем все эти имена: Ганс Пшибрам, Франц Дофляйн, Рихард и Освальд Гертвиги, Рихард Гольдшмидт… А ведь каждый из них оставил в науке о живом глубокий след, каждый из них был мировой звездой первой величины. Конечно, общение с этими мастерами биологии не прошло для молодого студента бесследно.

Если не быть сугубым формалистом, то в перечень имен выдающихся биологов, сыгравших заметную роль в жизни Фриша, следовало бы включить и знаменитого Теодора Бовера, хотя фактически им не довелось работать вместе.

Но о том особая речь.

Итак, Фриш попал в школу Пшибрама, и это было прекрасно: в Венском институте «не пахло гвоздичным маслом и формалином, а наиболее почетное место отведено было живому организму». Так написал впоследствии Фриш и сам подчеркнул два последних слова.

В качестве дипломной работы Пшибрам предложил Фришу развитие богомола, которые в изобилии водятся в окрестностях Вены.

Дипломант отправился за исходным материалом и, насобирав достаточное количество кладок яиц насекомого, стал дожидаться, пока вылупится молодь. Разгуливая в вынужденном безделье по институту, он познакомился с опытами одного из сотрудников.

Тот изучал окраску рыб, в частности перемену расцветки покровов гольяна на светлом и темном фонах.

Фришу уже доводилось сталкиваться с подобными явлениями, наблюдая за рыбами в аквариумах, вот почему он решил, пока есть время, вернуться к изучению этого феномена.

Пшибрам не возражал — он вообще был сторонником свободы выбора тем для студенческих работ, — и Фриш, не теряя времени, занялся гольянами.