Сквозь толщу лет

«С детства, сколько я себя помню, — вспоминал Фабр, — жуки, пчелы, бабочки были моей радостью. В подлинный восторг меня всегда приводили плотные надкрылья жука или крылья махаона. Я шел к насекомому как капустница к кочану капусты, как крапивница к чертополоху».

«Интерес к диким животным, к лесам и чащам, где они обитают, сжигал все мои другие страсти, словно огонь при сильном ветре, пожирающий саванну, — клянется Джордж Майкл, которого мы знаем по книге „Семья Майклов в Африке“ и по фильму „Барабаны судьбы“. — Я уже с детства смутно чувствовал, что моя жизнь как-то непостижимо связана с клыками, зубами, когтями зверей Черного континента. Много лет лелеял я эту мечту в тайниках своей души…»

Но «почему, — спрашивает английский натуралист Филипп Гос, — одни приходят в крайнее возбуждение, поймав какую-то бабочку или услышав трель какой-нибудь пичуги, тогда как их ничуть не занимают ни слоны, ни львы? Почему один испытывает редкостное волнение, увидев папоротник, другой — взяв в руки прядь мха, и в то же время оба совершенно равнодушны перед зрелищем, какое являют великолепные листья пальмы?»

С древнейших времен и до наших дней в романах, повестях, рассказах исследуется, прослеживается, как люди ищут друг друга, находят друг друга, добиваются друг друга, прорываются друг к другу, порывают один с другим. А то, как человек ищет сам себя, рассматривается в литературе несоизмеримо реже.

Между тем скрытые здесь загадки не менее таинственны.

Неуловимые подчас различия привязывают естествоиспытателя к предмету его исследований, определяют, чем он будет заниматься, грибами или членистоногими, кактусами или арктическими птицами, реликтовыми растительными породами вроде деревьев гингко или пицундских сосен, а то и новыми, доселе не существовавшими формами, выведению которых посвятили свою жизнь Лютер Бербанк в США и Иван Владимирович Мичурин в СССР. Одному сызмала по душе растение, другому — камушки, третьему — животные, четвертому — «сосульки на небе», как он еще в раннем детстве назвал в морозную ночь звезды.

Но вернемся, однако, к нашему герою — Карлу фон Фришу, которому еще предстоит пройти от детских увлечений, через раздумья выбора, к тому делу своей жизни, которое он прославил.

3

Неожиданно заболела мать Карла, и врачи предложили ей полечиться на южном побережье. С собой она взяла меньшого сына. Море и красоты приморской природы околдовали Карла. Часами лежал он на прибрежных скалах, вглядываясь в глубь воды, где шевелились приросшие к камням темные водоросли и текла своя таинственная жизнь.

«Может быть, именно здесь, — заметил позднее Фриш, — до меня впервые дошло, что там, где рассеянный взгляд, ничего не замечая, скользит по поверхности, терпеливому взору открываются настоящие чудеса».

Карлу потребовался второй аквариум: сверх пресноводного еще и морской. И оба он продолжал заселять — особенно рьяно с тех пор, как отец познакомил его с одним из самых страстных в Вене любителей, обладателем редкостной коллекции рыб, в том числе и декоративных.

«Обдуманного плана работы с животными у меня не было, — признается Фриш. — Просто мне доставляло неописуемое удовольствие наблюдать их».

От зоологических занятий Фриша отвлекала только скрипка. Братья разыгрывали вечерами целые концерты.

— Из нас вышел бы приличный бродячий квартет, — шутили Фриши.

В то же время Карл все внимательнее читал книги о природе, все целеустремленнее искал на их страницах сведения о своих питомцах или знакомцах.

В журнале «Аквариум и террариум» ему встретилась статья о световосприимчивости актиний. По собственным наблюдениям Фриш уже знал «морские розы», они жили у него в аквариуме с морской водой, привезенные с юга. Да, актинии слепы от природы, однако стоило зажечь вечером свет, как они принимались шевелить короткими щупальцами.

Карл отметил быстроту реакции этих, казалось, флегматичных созданий, и ему снова вспомнились майский полдень, ласточки, с лету принявшиеся подновлять прошлогодние гнезда…

— Да, живая природа не склонна терять время…

Фриш стал проверять свое наблюдение, то был первый его опыт, решивший два поставленных вопроса. Только два, тогда он еще не умел их задавать, извлекая из каждого полученного ответа новые и новые темы для разработки, обнаруживать новые и новые загадки.

Выяснив, что актинии реагируют на разную силу света, Фриш, используя прозрачные ширмы, установил и что именно на них воздействует — тепло или свет.

Итоги наблюдений он коротко изложил в письменном виде и показал свое небольшое сочинение дяде, Зигмунду Экснеру, известному физиологу. Тот внимательно прочитал отчет, сделал несколько деловых замечаний и весьма одобрительно отозвался о работе шестнадцатилетнего исследователя.

Карл почувствовал себя на седьмом небе. Шутка ли? Знаменитый профессор, маг и волшебник эксперимента, сконструировавший фотоаппарат, в котором объективом служит глаз насекомого, — в учебниках печатается его снимок «Вид из окна, заснятый через глаз светляка», — дядюшка Зигмунд отнесся к работе об актиниях совершенно серьезно!