Когда Габриэлла думала о снах, то вспоминала Ровену Гленерван. Больше леди Эйджвотер-Холла ни разу не беспокоила её. Пока Габриэлла писала книгу, то часто задавалась вопросом: чем были эти ночные кошмары? Предчувствием, плодом разыгравшегося воображения или действительно сверхъестественным предупреждением? Ответа она найти не смогла, но была уверена, что эта красивая женщина и несчастная жена пострадала равноценно как от мужской ревности и недоверия, так и от женской злобы и зависти. Правды, конечно, в этой истории уже было не узнать, но Габриэлла в своём труде придерживалась именно этой теории. Может, поэтому часть книги, посвящённая Корнуоллу, вышла наиболее печальной, пронзительной и настоящей. Потому что всё там было правдой: и любовь, и страдания. Что-то произошло около ста лет назад, а что-то буквально вчера.
Габриэлла бросила взгляд на часы.
— Пора, — произнесла она вслух.
Она не хотела приезжать в Нью-Йорк, не хотела идти в отель «Плаза», не хотела присутствовать на выставке, посвященной редким драгоценностям, многие из которых даже можно будет приобрести на последующем аукционе. Но её редактор настояла. Она утверждала, что это пойдёт ей и её книге только на пользу. Габриэлла писала о многих из этих уникальных ювелирных творений и успела узнать их хозяев. Ей пришло приглашение, и отказаться она не могла. Хоть и безумно боялась, что там будет Захария. Ведь аукционный дом «Мартис» указан, как организатор. Но Захария редко удостаивал своим присутствием такие мероприятия.
Габриэлла в который раз взволнованно осмотрела своё отражение. Вечернее платье из струящего шифона бледно-жёлтого цвета делало её ещё более изящной и даже невесомой, а отросшие ниже лопаток чёрные волосы были собраны на затылке и полностью открывали красивое лицо. Оставшись довольной своим внешним видом, она дотронулась до бриллиантового браслета, украшавшего запястье. Поколебавшись несколько секунд, Габриэлла сняла его и, положив в маленькую сумочку, вышла за дверь.
Официальная часть сегодняшнего вечера благополучно закончилась, а значит, скоро можно будет покинуть роскошную террасу отеля «Плаза», где собрались приглашённые на аукцион, и отправиться в свой гостиничный номер. Желания провести здесь времени больше, чем обязывали приличия, совершенно не было, а упоминание о неотложных делах, которые нужно успеть уладить до завтрашнего вылета в Чикаго, помогло отвязаться от редактора, не позволявшего покинуть мероприятие сразу же по окончании аукциона. Габриэлла сделала глоток шампанского и рассеянно улыбнулась своему собеседнику, который уже около получаса рассказывал ей о сортах вин из своих виноградников в Долине Напа. Весь вечер она была, как на иголках, но старательно делала вид, что абсолютно спокойна и расслаблена, поэтому не успела среагировать, когда Кэйтлин Харрис, её редактор, отошла к другой группе, оставив Габриэллу с этим виноделом-энтузиастом, имя которого у неё напрочь вылетело из головы. Габриэлла нарочно сделала большой глоток из бокала и покрутила им перед лицом мистера Икс, как она его окрестила про себя, намекая, что не против выпить ещё.
— Принести вам ещё шампанского? — заботливо спросил он. Габриэлла выдохнула — мужчина оказался догадлив, хотя её намёк вряд ли можно было назвать тонким. Она благосклонно кивнула ему, а когда он исчез из виду, отошла в противоположный конец зала.
Габриэлла за весь вечер не встретила никого из английских знакомых, работавших в «Мартис». Так же, как и не встретила Захарию. А ведь на выставке был бриллиант Ибелин, собранный воедино богатым английским коллекционером Захарией Денвером, как сказал один из консультантов. Габриэлла знала, что ему всё-таки удалось выкупить часть, принадлежавшую Самюэлю Митчеллу. После оглашения завещания, Габриэлла связалась с биологом, Бенджамином Морроу, и он согласился с ней встретиться. Тогда-то она и поняла, почему именно его Самюэль назвал своим наследником. Таких самоотверженных, честных, не обуреваемых низменными пороками людей ей встречать ещё не приходилось. Бенджамин рассказал, что познакомился с мистером Митчеллом несколько лет назад на конференции, посвящённой проблемам в малоразвитых странах Африки. Он вёл один из докладов и так заразил некоторых участников своим энтузиазмом, что они согласились финансировать одну из гуманитарных поездок на африканский материк. Самюэль был одним из этих людей. Они продолжали общаться в течении этих лет, но сказать, что были близкими друзьями, Бенджамин не мог. Когда он вернулся из Либерии и узнал о смерти Самюэля, то искренне скорбел, но его удивлению не было предела, когда адвокат Митчелла назвал его — скромного биолога — главным наследником немалого состояния покойного.