Позже Габриэлла узнала, что Захария употребил всё своё влияние, все связи и, наверняка, колоссальные финансовые средства, чтобы эта история не вышла за пределы полицейского участка. Он не хотел огласки, а поскольку судить было некого, это стало возможным. Слухи, конечно, просочились в прессу, но на то они и слухи: ни подтверждений, ни доказательств. Всё это Габриэлла узнала от своего адвоката, которого уведомил Стивен об окончании дела и прозрачно намекнул, что и Габриэлла должна быть предельно аккуратна в своих заявлениях по поводу данного разбирательства. Хотя это предупреждение было излишним. Она никому, кроме поверенного, не рассказывала о случившемся в Эйджвотер-Холле.
Габриэлла прекрасно понимала Захарию. Зачем валять в грязи имя семьи, если ничего не изменить. А ведь был ещё Сэнди Крэмвелл. Габриэлла даже представить не могла, как ему пришлось. Он в одночасье лишился и сестры, и матери. Какими бы они ни были, они его семья, близкие люди. А сейчас у него остался только он. Захария. Брат. Габриэлла не знала, правду ли говорила Элизабет на счёт своего материнства, или выдавала желаемое за действительное. Как и не знала, проверял ли Захария слова тётки, проводил ли экспертизу.
По возвращении в Штаты было тяжело. Габриэлла долго не могла прийти в себя, а когда всё же нашла силы вылезти из-под одеяла и снова начать жить, то сразу же погрузилась в работу. Она окунулась в свой роман с головой. Писала днём и ночью. Прерываясь исключительно на короткие часы забвения, которые давал спасительный сон. Но даже там, в тёмной паутине сновидений, Габриэлла не могла избавиться от тоски. Она чувствовала, как скучает о нём. То, что она поначалу принимала за сплошное физическое влечение, а после за влюблённость, на деле оказалось большим.
Габриэлла постоянно вспоминала его улыбку — почти незаметную, неуловимую, но иногда по-мальчишески открытую и бесшабашную. Вспоминала голос, запах и жесты. То, как Захария неосознанно постукивал пальцем по губам, когда напряжённо о чём-то думал, или запускал руку в волосы, когда был сильно обеспокоен. В её памяти то и дело вспыхивали их словесные дуэли, пикировки и едкие остроты. Прогулки по сказочному Корнуоллу и ночи, наполненные страстными объятиями и жадными поцелуями. Эти воспоминания не тускнели со временем. Захария был нужен ей. Габриэлла любила его. Осознание этого оглушало, лишало воли и давило на сердце. Тогда она прекращала писать, забиралась в постель и, укрывшись одеялом с головой, глотала горькие солёные слёзы. Пыталась выплакать свою любовь и свою боль. И единственное, чем она утешала себя в такие моменты, была одна мысль — так не бывает. Такие яркие чувства не могут жить долго. Они бы в любом случае перегорели, остыли друг к другу, и началась бы повседневная рутина, а после таких сумасшедших эмоций спад непременно вызвал бы разочарование. Так Габриэлла убеждала себя, но тихий внутренний голос вселял сомнения и шептал: «А что если нет?» Тогда она непомерным усилием воли заглушала его и отправлялась работать.
Тематика её книги после всех произошедших событий тоже претерпела изменения. Габриэлла не просто описала жизнь и увлечение искусством знаменитых коллекционеров, а ещё и дополнила их истории небольшими рассказами о любви, связанными с той или иной таинственной реликвией, находившейся в их владении, или легендой, с ней связанной. А часть, посвящённую Захарии Денверу, Габриэлла закончила историей трагической любви Ровены и Рональда. За основу она взяла свои сны и их с Захарией отношения. Их влечение, их страсть, их огонь. А ещё их боль, их страх, их конец.
Когда Габриэлла послала мисс Берч первый отредактированный под новый формат материал, то была уверена, что она не пропустит и строчки из написанного, но пресс-агент Захарии больше не придиралась к её текстам, а с редкими комментариями одобряла всё написанное. В такие моменты Габриэлла брала в руки телефон и набирала номер, который, казалось, навсегда отпечатался у неё в памяти изящными размашистыми цифрами, но нажать кнопку «вызов» так ни разу и не решилась. Единственное, на что она отважилась — послать Захарии первый экземпляр опубликованного романа. Габриэлла вложила туда короткую записку. В ней она благодарила его и просила прощения.
Габриэлла даже себе боялась признаться, как ждала его реакции. Неважно, какой: звонка, сообщения или письма. Но не дождалась. Он не позвонил, не написал, не отреагировал. Когда она поняла, что надеяться бессмысленно, испытала горькое чувство разочарования. Но жизнь продолжалась, и она жила дальше. Работала, встречалась с друзьями, иногда ходила на свидания, но дышать полной грудью не получалось. Порой ей казалось, что всё случившееся в Корнуолле — сон, от которого она до сих пор не могла очнуться.