Сквозь ад за Гитлера

Утром взошло бледное зимнее солнце, оно поднималось прямо перед нами, и мы заняли позиции вдоль опушки леса. Отсюда было легко обозревать раскинувшееся перед нами заснеженное поле. Нас выручили сухие сучья, наломав их, мы разложили огромный костер, но тут же примчался один лейтенант и приказал нам погасить костер — дым демаскировал наши позиции. Но нам все же удалось убедить его, что врага поблизости нет и в помине, а без костра мы тут же обморозимся. Поворчав для порядка, офицер уступил, а потом и сам уселся у ярко пылавшего огня, отогревая замерзшие ноги. С одной стороны нас защищал лес, а с другой мы соорудили из снега нечто вроде низкой стенки и таким образом устроились поудобнее. На несколько километров вокруг не было ни души, если не считать сгорбленных местных жителей, и за все время, как стали лагерем, мы не услышали ни единого выстрела. В первый вечер один из офицеров, вероятно, для поднятия боевого духа обошел нашу позицию и дал отхлебнуть от бутыли со шнапсом. По крайней мере, хоть глоток шнапса получили. Позже мы заметили, как наши господа офицеры плюс обер-фельдфебель и группа любимчиков развели свой собственный костер и веселели буквально на глазах. Мы прекрасно понимали, что от одного глотка так не опьянеть, так что, скорее всего, они решили угоститься тем, что недодали нам. Подобный жест командования вызывал чувство, близкое к отвращению. А когда они стали горланить песни, это и вовсе показалось дурным предзнаменованием.

Три дня спустя ни с того ни с сего объявили тревогу. К этому времени мы уже успели привыкнуть к первому на Восточном фронте лагерю и нашему спасителю — костру. Если такая зима продолжится и дальше, мы готовы героически выстоять до ее конца, шутили мы. И наша колонна с грохотом вернулась в город, прямо на железнодорожную станцию, то есть туда, откуда выехала. Наш состав так и стоял там, хотя и без локомотива. После погрузки техники мы снова удобно устроились на наших деревянных скамейках, чувствуя себя в вагоне куда более защищенными, чем за броней танков. После затянувшегося и в целом довольно приятного ожидания мы двинулись в обратном направлении к Днепропетровску, но Днепр переезжать не стали, оставшись на восточном берегу реки, а потом повернули на юг к Запорожью. Днепр был очень широк и почти весь покрыт льдом, только на середине по воде продолжали плыть льдины. Над рекой висел влажный туман, скрывая горизонт и превращая все вокруг, включая и наши мысли, в серую кашу. Мы проезжали мимо спущенных под откос вагонов, усеивавших насыпь. Интересно, когда они оказались там? В период нашего летнего наступления? Или же были выведены из строя уже партизанами, когда перевозили наших солдат? Когда кто-то из дежурных остряков заметил, что совсем еще недавно мы разъезжали около французского городка под названием Коньяк, наслаждаясь ласковым солнышком, ему тут же велели заткнуться.

Миновало еще два дня, и мы достигли плоской заболоченной равнины, покрытой обдуваемым всеми ветрами льдом. Куда ни глянь — белая ледяная пустыня.

Унылое и в то же время отличавшееся своеобразной красотой зрелище. Низкие деревья, согнутые в одну сторону, и крытые соломой белые домишки, состоявшие, казалось, из одной только крыши, неведомой силой прибитой к матери-земле, чтобы противостоять ветру. Повсюду темными островками были разбросаны заросли камыша, в холодном воздухе носились потревоженные птицы. Мы достигли Сиваша, мелководья, расположенного восточнее Перекопского перешейка, связывающего Крымский полуостров с украинским материком.