Скворцов сошел с трибуны. Часть зала зааплодировала. Слышались и неодобрительные возгласы. Больше всего был взволнован сам Скворцов — ведь это было первое его публичное выступление на большом всероссийском собрании.
Пришел новым, 1896 год. Московская знать суетливо готовилась к приезду царя Николая II на коронацию. Прибавилось хлопот и полиции и жандармерии: спешно составлялись списки неблагонадежных, замелькали шпики, занервничали городовые. В число «смутьянов» попал и Иван Иванович Скворцов. Выступление его на съезде работников образования тоже не прошло мимо ока III отделения. 17 января министр юстиции Н. В. Муравьев отправил заключение прокурору в министерство внутренних дел. Заключение имело пространный заголовок: «О политической неблагонадежности И. Скворцова и других, как свидетельствуют их сношения с преступной средой и найденные у них сочинения противоправительственного содержания». Министр рекомендовал Скворцова и подобных ему лиц «подчинить гласному полицейскому надзору вне
Готовясь к коронации Николая II, полиция постаралась «особо неблагонадежных» удалить из Москвы или посадить в тюрьму. Ивана обрадовало только одно: в Тулу была сослана Ольга, ставшая в это время настоящей марксисткой. Здесь он также встретил много товарищей по революционной работе в Москве, в том числе Л. П. Радина. II учитель и ученик были рады встрече, а уже их первые беседы показали, что оба к этому времени стали еще больше понимать растущую силу пролетариата. Происходившие в стране студенческие, рабочие, крестьянские волнения с особой силой подтверждали теоретические выводы марксизма. «Остальное, — как замечал И. И. Скворцов, — доделала знаменитая петербургская стачка в мае 1896 года».
Краткие достоверные сведения Иван Иванович получал о стачке благодаря содействию Л. И. Радина: это были шифрованные письма, которые посылались из Петербурга столичными социал-демократами тульским товарищам. (Они были написаны раствором серной кислоты.) Петербургская стачка текстильщиков поразила Ивана Ивановича своей силой и организованностью. Опа как бы олицетворяла степень размаха общероссийского рабочего движения. В организованном Скворцовым кружке рабочий-слушатель задал ему вопрос: как он оценивает стачку? Иван Иванович ответил:
— Да, здесь было движение, здесь была почва для революции. Петербургская стачка действительно потрясла застойное общество. А вспомним, что сказал о ней Г. В. Плеханов: «…Явление совершенно необычайное для Петербурга и поражающее всякого, хоть немного знакомого с полицейским режимом Русского государства».
Обстановка гнетущего полицейского режима наиболее впечатляюще проявилась в Москве. Власти приказали украсить дома и улицы в честь «великого дня» и объявили бесплатное угощение московского люда на Ходынском поле. Но ни московский. губернатор, ни высокие чины полиции не готовились к бесплатной раздаче грошовых «царских подарков». И произошла страшная трагедия.
18 мая 1896 года многотысячная толпа, никем не сдерживаемая, ринулась на Ходынское поле. Началась давка, которая привела к гибели и увечью сотен людей. Даже по официальным, явно приниженным данным, было задавлено более тысячи ста человек. Ходынскую давку описали в своих произведениях Лев Толстой и Максим Горький — это жестокое побоище возмутило всю передовую Россию.
С содроганием узнал о трагедии и ссыльный И. И. Скворцов. На рабочей сходке он читает собравшимся стихотворение тульского конторщика Николая Чудова «Николаю Второму на память о коронации»:
Стихотворение анонимно было разослано по редакциям газет и журналов. Получили его и чины тульской полиции…
Еще в Москве Иван Иванович начал пробовать силы на литературном поприще. В Туле он продолжил работы над небольшими обзорами, рецензировал книги. Иногда местные газеты и журналы помещали его статьи. Старожилы города томились скукой, «процветало» мещанство. 23 сентября 1896 года в письме в Москву друзьям Иван Иванович Скворцов с грустью описывает местное обывательское болото, «губившее все живое, передовое». В ходу «городские разговоры, ссоры и глупость».