Трудно понимаемая “аномалия Сахарова” в том, что нравственные мотивы были для него реальней осязаемой “реальности”, и он старался “навязать” этот подход политикам и миру. Я бы сказал так: Сахаров не только сознавал, что бытие в своей основе глубоко иррационально, но и сам являл собой эту иррациональную основу. Поэтому и плакал над ребенком, который, возможно, умрет через 1000 лет из-за его, Сахарова, сегодняшней неудачи в попытке предотвратить эту гибель, а гипотетические надежды на развитие медицины совесть утешить никак не могут, так как “важно только то, что уже произошло” (Сахаров); поэтому он и знал, что будущего не существует даже в понятиях, а оно творится ежесекундно нашими движениями души “в нашем бесконечно сложном взаимодействии”. Недаром Зельдович сказал: “Мой мозг — это компьютер, который работает в несколько раз быстрее обычного, мозг Сахарова — иначе устроен”. Нравственные мотивы в сущности иррациональны, поэтому они никогда не принимались в расчет вполне рациональной реальной политикой — со всеми вытекающими трагическими для человечества последствиями. Сахаров, другие советские “иррациональные” правозащитники сделали невозможное — сумели повернуть мировую политику, заставить ее мыслить категориями нравственных ценностей, категориями прав человека. И это изменило лицо мира. Роль Сахарова, который был к тому же еще и гениальным инженером-конструктором, тактиком и стратегом, в достижении этой цели переоценить невозможно. Он сумел материализовать идею о “слезе ребенка”. Читатель книги Горелика несомненно это почувствует и этим проникнется.
В книге много о физике — популярно, для непосвященных. И действительно, автор многое объясняет: про открытое Лебедевым давление света, играющее ключевую роль в поджиге водородной бомбы атомным запалом, про мирный термояд, про “слойку” Сахарова и LiDочку Гинзбурга, про квантовую упругость пустоты и предложенное Сахаровым объяснение барионной асимметрии Вселенной (летом сего года был осуществлен эксперимент, подтверждающий эту теорию Сахарова, — см. Постскриптум). “Сто загадок — одна отгадка”, — эту общую формулу научного триумфа Сахаров записал, демонстрируя свою способность зеркального письма. Ее Горелик дополняет другой общей формулой научного прогресса: “В сердцевине отгадки — сто новых загадок” (с.120—121). Физика — это азарт, вдохновение, подобно музыке или поэзии. “В красивую теорию можно влюбиться, как в красивую женщину”, — говорил Игорь Тамм (с.123). Однако физика, как и поэзия, науки точные — требуют точного цитирования и точного написания формул. К сожалению, на с.20, по-видимому по техническим причинам, в формулах для давления вместо знака пропорциональности стоит знак равенства. Равенство было бы верно для импульса, а давление есть импульс, переданный в единицу времени на единицу площади, т.е. оно не равно, а лишь пропорционально импульсу. На с.223 аналогичная формула написана верно. Надо думать, что при переиздании такие недочеты будут исправлены.
Наверно, не так просто быть гидом по столь динамичной “планете”, как Андрей Дмитриевич Сахаров. Поспорю с тремя тезисами автора: