Но убедить его мне так и не удается. Остаток утра мы проводим дома, собирая лего, потом Тедди обедает и уходит наверх к себе в комнату на тихий час. Я знаю, что мне следовало бы прибраться на кухне, но у меня нет сил. Я плохо спала – по случаю Четвертого июля полночи взрывались фейерверки, – а препирательства с Тедди окончательно меня вымотали.
Я решаю ненадолго прилечь на диван, закрываю глаза, а когда открываю, надо мной стоит Тедди и трясет меня за плечо.
– Давай пойдем плавать?
Я сажусь и понимаю, что свет в комнате изменился. Уже почти три часа.
– Да, конечно, беги переоденься.
Тедди протягивает мне рисунок и выбегает из комнаты. Та же самая лесная чаща, что и на прошлой картинке, только на этот раз мужчина засыпает землей глубокую яму, а на дне лежит безжизненное тело Ани.
Тедди возвращается в гостиную, одетый в плавательные шорты.
– Идем?
– Погоди, Тедди. Что это такое?
– Что «это»?
– Кто это? В яме?
– Аня.
– А что это за мужчина?
– Я не знаю.
– Он ее закапывает?
– В лесу.
– Почему?
– Потому что он украл Анину маленькую девочку, – говорит Тедди. – А можно мне арбуза? Перед тем, как мы пойдем плавать?
– Конечно, можно, Тедди, но почему…
Слишком поздно. Он уже вприпрыжку бежит на кухню и распахивает дверцу холодильника. Я иду за ним и обнаруживаю, что он, стоя на цыпочках, пытается дотянуться до верхней полки, где лежит четвертинка спелого красного арбуза. Я помогаю ему донести арбуз до стола и острым ножом отрезаю ломтик. Не дожидаясь тарелки, он хватает его и впивается зубами в ноздреватую алую мякоть.
– Тедди-медведик, послушай, Аня тебе что-нибудь еще сказала? Про рисунок?
Его рот набит арбузом, по подбородку стекает красный сок.
– Тот мужчина выкопал яму, чтобы никто ее не нашел. – Он пожимает плечами. – Но наверное, она оттуда выбралась.
Вечером Максвеллы всей семьей идут в ресторан. Каролина приглашает и меня, но я говорю, что мне нужно тренироваться, и слоняюсь по своему коттеджу до тех пор, пока не слышу, как их машина задним ходом выезжает со двора.
Тогда я пересекаю лужайку и иду в соседний дом.
У Митци едва ли не самый маленький домик во всем квартале – одноэтажный, из красного кирпича, с металлической крышей и окнами, наглухо завешенными рулонными шторами. Ее жилище выглядело бы на своем месте в моем старом районе в Южной Филадельфии, но здесь, в благополучном Спрингбруке, оно как бельмо на глазу. Ржавые водостоки провисают, сквозь трещины в тротуаре пробиваются сорняки, а лужайка перед домом давно требует стрижки. Каролина уже не раз говорила о том, что ждет не дождется, когда Митци съедет и на месте ее дома построят что-нибудь приличное.
К двери скотчем приклеен клочок бумаги, на котором от руки написано: «Клиентам просьба пользоваться задней дверью». Мне приходится постучать трижды, прежде чем Митци наконец подходит к двери. Не снимая цепочки, она на дюйм приоткрывает дверь и выглядывает в щелку.
– Да?
– Это Мэллори. Из соседнего дома.
Она снимает цепочку и распахивает дверь.
– Иисус, Мария и Иосиф, ты перепугала меня до смерти! – На ней лиловое кимоно, в руках баллончик с перцовым спреем. – С ума ты, что ли, сошла – ломиться в дверь в такое позднее время?
Сейчас самое начало восьмого, и соседские девочки чуть дальше по улице все еще играют на тротуаре в классики. Я протягиваю Митци небольшую тарелку, затянутую полиэтиленовой пленкой.
– Мы с Тедди испекли имбирное печенье.
Ее глаза расширяются.
– Пойду сварю кофе.
Она хватает меня за руку и тянет за собой в темную гостиную. Я щурюсь, пытаясь разглядеть что-нибудь в полумраке. В доме грязно. В воздухе стоит тяжелый запах то ли каннабиса, то ли школьной раздевалки, то ли того и другого сразу. Диван и кресла затянуты прозрачным полиэтиленом, но на всех поверхностях лежит слой липкой пыли, как будто их не протирали месяцами.
Митци ведет меня на кухню. Внутренняя часть дома производит чуть более приятное впечатление. Шторы не задернуты, и из окон виден лес. С потолка свисают плетеные кашпо с вьющимися растениями; их длинные побеги напоминают обросшие листьями щупальца. Кухонный гарнитур и бытовая техника, кажется, перенеслись сюда прямиком из 1980-х, и все здесь выглядит привычным и уютным, прямо как кухонька моих соседей в Южной Филадельфии. На облицованном пластиком кухонном столе, застеленном газетами, лежат какие-то черные промасленные железки, в том числе пружина, затвор и прицел, и я понимаю, что, если собрать их в правильном порядке, получится пистолет.
– Когда ты позвонила, я как раз его чистила, – поясняет Митци и одним ловким движением сдвигает детали на край стола, смешав их в одну кучу. – Ну, какой будешь кофе?
– А без кофеина у вас есть?
– Пфф, ну ты скажешь тоже. Без кофеина! Это же сплошная химия! Нет, сегодня мы с тобой будем пить старый добрый фолджерс.
Мне не хочется рассказывать ей о том, что я бывшая наркоманка, поэтому я просто говорю, что плохо реагирую на кофеин. Митци уверяет, что от одной маленькой чашечки мне ничего не сделается, и я решаю, что она, пожалуй, права.
– Я буду с молоком, если у вас есть.
– Лучше со сливками. Так вкуснее.