У Крейвена был маленький кабинет в конце коридора. Дверь была открыта, и она увидела его прежде, чем он заметил ее. Он сидел за столом, барабаня по клавиатуре так быстро, как она никогда бы не смогла. Ее первой мыслью было, что он симпатичный. Из тех молодых людей, на которых обращаешь внимание в толпе, провожаешь взглядом просто потому, что смотреть на них – одно удовольствие. Высокий, светловолосый, накачанный. Загар, подчеркивающий цвет глаз. Он прищурился, глядя в монитор, но она знала, что глаза у него обязательно окажутся голубыми. Наверняка он фигурировал в фантазиях многих своих клиенток. Неудивительно, что Лили Марш влюбилась в него. Какой они могли бы быть парой!
Он услышал ее и поднял глаза.
– Да?
Всего одно слово, но сказанное таким мягким, покровительственным тоном, каким специалисты общаются с сумасшедшими. Улыбка, чтобы ей стало комфортнее. Он решил, что она пациентка. Интересно, со своими свидетелями она общается так же? Как с детьми.
– Вера Стенхоуп, – сказала она. – Инспектор. Мы договаривались о встрече.
Достаточно резко, чтобы его смутить. Глупая демонстрация силы, которую она обычно презирала.
Он встал, одновременно выключая компьютер, и протянул руку для рукопожатия.
– Инспектор. Чай? Кофе?
– Нет, спасибо, – сказала она.
– Речь об одном из моих клиентов? Возможно, стоит пригласить мою начальницу.
Она пропустила это мимо ушей.
– Слушайте, – сказала она. – Мы можем поговорить в другом месте? Например, сходим пообедать?
– Вам некомфортно в окружении душевнобольных, инспектор?
– Ой, не смешите. Я работала с бо́льшим количеством психов, чем вы съели горячих обедов. И я не только о преступниках.
Он улыбнулся, и она подумала, что он все-таки тоже человек.
– Обычно я примерно в это время хожу на обед.
Они вышли на улицу. По другую сторону дороги тянулась узкая полоса дюн, а за ней было море. Вдали сносили электростанцию. Крейвен провел ее вниз по улице вдоль череды эдвардианских домов, все еще находившихся в муниципальном владении, и завел в паб «Русалка». Над дверью висел деревянный барельеф в виде носа корабля. Ночью здесь, наверное, продавали наркотики, как и везде в городе, но сейчас было тихо и спокойно. Два старика с шахтерской одышкой играли в домино в углу. Пожилая пара за столом ела мясной пирог и картошку фри.
Крейвен заказал апельсиновый сок и сэндвич. Она взяла маленький бокал светлого эля и бургер. Они стояли у бара, чтобы оплатить заказ. Она смотрела на него, освещенного пыльными лучами солнца, но поймала себя на том, что пялится, и отвернулась.
– Люк Армстронг, – сказала она, как только села за стол. – Это имя вам о чем-нибудь говорит?
– Это не тот мальчик, которого убили в Ситоне?
– Вы знали его?
– Нет, я никогда с ним не работал. Но я слышал, как другие сотрудники в больнице говорили об этом. Шушукались. Так я и узнал, что он лежал в Сент-Джордже. Кажется, его даже не переводили в отделение социальной работы.
– Вы не видели его в больнице?
– Может, мимоходом, когда навещал кого-нибудь в палате, но я точно его не помню. Слушайте, вам правда лучше поговорить с начальницей. Она скажет, направляли ли в их семью соцработников.
– А что насчет Лили Марш? – спросила Вера. – Ее вы знали.
Он молчал, застыв словно статуя. Позолоченный солнечным светом. Как предмет искусства, которым она могла бы любоваться у себя дома каждый день, подумала она – и только наполовину в шутку.
– Я не видел Лили с тех пор, как мне было восемнадцать.
– Вы слышали, что она тоже умерла?
– Моя мама звонила мне на выходных, – сказал он. – Сказала, что произошел какой-то несчастный случай. Лили утонула. Где-то выше по побережью.
Интересно, не Филлис ли распространила по деревне эту версию, когда узнала о смерти дочери. Может, она решила, что стать жертвой убийства постыдно? Не очень красиво? Ну, долго играть в это она не сможет.
– Лили задушили. Совсем как Люка Армстронга.
– Вы хотите сказать, что эти смерти связаны?
– В Нортумберленде не так уж часто случаются такие жестокие преступления, – сказала она, не скрывая сарказма. – Точно не дважды в неделю, – и продолжила, наблюдая за ним: – Вы, похоже, не так уж шокированы. А ведь это неприятная история. Когда-то вы с ней были очень близки.
– Конечно я шокирован, – он посмотрел на нее. – Но не удивлен. Не особенно. Я не верю, что есть прирожденные жертвы, но с ней было нелегко. Бывали моменты, когда мне хотелось ее убить. Это была не ее вина. Я понимал это уже тогда. Мне хотелось понять. Может, это и подтолкнуло меня к этой профессии. Но мне все равно хотелось ее придушить.
– Расскажите.
– Я был влюблен в нее, – сказал он. – С той безумной, страстной одержимостью, которая бывает только у подростков. Мне хотелось писать ей стихи, проводить с ней каждую минуту…
– Трахнуть ее, – подсказала Вера.
Он рассмеялся:
– Ну и это тоже, наверное. Но очень романтично и возвышенно. Мы тогда читали Лоуренса. Я представлял себе это при лунном свете, на сеновале. Что-то в этом духе. Молодые люди ведь такие претенциозные.