Клайв Стринджер стоял у узкого деревянного стола, его лицо освещала калильная лампа. Так вот что это был за звук. Скрип помпы, нагнетавшей давление, и легкий свист керосина. Рядом с лампой лежала охапка цветов, в основном ромашки. Стебельки были обернуты влажной газетой. Она старалась не смотреть на них, не вглядываться в темноту, где лежала девочка. В углу в мешках были свернуты паутинные сети для ловли мигрирующих птиц. Внутри была тонкая нейлоновая веревка, которую использовали для натяжения сети и закрепления на колышках. В комнате Клайва тоже была такая сеть. Теперь она была уверена, что он душил своих жертв этой веревкой. Она порадовалась своей огромной комплекции, потому что загородила собой проход. Он казался очень хрупким.
– Все кончено, дорогой, – дружелюбно сказала она. Она не ожидала, что он затеет драку, даже думала, что ему станет легче, когда его поймают. – Вы пойдете со мной.
Он молча смотрел на нее.
Она продолжала говорить ровным голосом:
– Вы были очевидным подозреваемым, как только я узнала, что Лили была любовницей Питера Калверта. Вы были связаны с обеими семьями. Но я не могла понять почему. Вы ведь сделали это ради них, правда? Ради Тома и Питера. Ваших друзей.
Она думала, что он ответит, но он взял лампу за проволочную ручку и швырнул ее о стену. Стекло разбилось, и деревянная стена тут же загорелась. Краска запузырилась и заблестела, пламя поползло по дорожке пролившегося керосина. Стринджер попятился от Веры в угол. Она бросилась к девочке, неподвижно лежавшей на полу у ее ног. Лора была завернута в одеяло, лицо было закрыто. Вера подняла ее, тоненькую и легкую. Эшворт стоял у двери, кричал ей, чтобы она выбиралась оттуда. Вера сунула ему сверток и повернулась к Стринджеру. Он был почти окружен пламенем, хотя одежда еще не загорелась. Красный свет отражался от стекол его очков. Она хотела пробраться к нему.
– Давай, выбирайся! Твои друзья не хотели бы этого.
Но он никак не отреагировал на ее слова.
Она хотела двинуться к нему, но Эшворт схватил ее за руку и вытащил наружу.
Он уложил девочку на траву. Ее лицо было в грязи, рот заклеен упаковочным скотчем, руки и ноги связаны. Вера сорвала скотч со рта, нащупала пульс. Она не видела, как хижина обрушилась, как тяжелая крыша упала на человека, находившегося внутри, заперев его там, так, что даже если он и хотел выбраться, то не смог бы. Если он и кричал, она его не услышала.
Глава сорок четвертая
Вера мечтала, что сама вернет Лору Джули. С того момента, как она поняла, что девочка пропала, эта картина поддерживала ее. Она видела, как стоит у них на кухне, обнимая Лору за плечи.
Все случилось иначе. В итоге героем стал Эшворт. Когда они сняли скотч со рта Лоры, она начала задыхаться и хрипеть. Что-то – то ли стресс, то ли ограниченное дыхание – спровоцировало приступ астмы. Эшворт понял, в чем дело, вызвал «Скорую», поехал с девочкой в больницу. Он сидел с ней, держа ее за руку, пока машина неслась под рев сирены по Спайн-Роуд к Уэнсбекской больнице. К тому времени, как они добрались до больницы, она успокоилась. Ее положили в палату на ночь, и утром ей не терпелось вернуться домой. Маленькая девочка, которая хочет к маме.
Была полночь, когда Холли привела Джули в палату, где лежала Лора. Джули была напряжена, хмурилась. Не осмеливалась поверить, что Лора в безопасности, пока не увидит ее. Когда они пришли, Эшворт все еще сидел у ее кровати. Именно перед ним Джули расплакалась от счастья и рассыпалась в благодарностях. И, хотя Вера знала, что это мелочно, ей было неприятно. Она хотела, чтобы именно ее Джули благодарила со слезами на глазах. Но, по крайней мере, она оказалась права насчет убийцы. Хоть какое-то утешение.
Вместо того чтобы доставить девочку к матери, она стояла в саду в Дипдене, ожидая весь этот бродячий цирк, который всегда являлся на место серьезного преступления. Первыми приехали пожарные. Кажется, они были разочарованы, что пожар оказался таким небольшим, таким легким. Ей казалось, что лишь факт гибели человека оправдывало этот выезд в их глазах. Она смотрела на них и не могла избавиться от образа Клайва Стринджера в огненно-красных очках, как он стоял – совершенно спокойно, – пока хижина рушилась вокруг него. Он все же сделал свой пафосный жест. Когда криминалисты позже обыскали обломки хижины, они обнаружили пару стебельков маргариток целыми и невредимыми.
Когда Вера приехала в Фокс-Милл, Питер Калверт как раз садился в машину. Она увидела, что Фелисити наблюдает за ними из окна кухни с обеспокоенным лицом. Но Вера была не в настроении сочувствовать.
– Я хочу поговорить.
Калверт начал хорохориться.
– Вы мне соврали, – сказала она. – Я могла бы предъявить вам обвинения.
Ей хотелось быть мужчиной. Хотелось ударить его.