Скрытые чувства

Я подхватываю сумочку и иду прочь. От моего хорошего настроения ничего не осталось. И даже факт того, что Илья устремляется вслед за мной на глазах у всех собравшихся, не приносит мне никакой радости.

Толкаю дверь в туалет. Илья заходит за мной.

– Что ты делаешь, придурок? Это женский туалет. Выйди отсюда!

Он трясет головой. Оттесняет меня к стенке и прижимает своим раскаленным телом.

– Не могу. Хочу. Но не могу, – шепчет он с отчаянием. Касается губами моих волос, скользит руками вдоль тела. Меня затапливает чудовищной, нечеловеческой тоской. По нему, по нашему прошлому. Я так отчетливо помню те дни. Помню, как замирало мое сердце, когда я его видела. Помню свое счастье, когда поняла, что и он на меня вовсю пялится и улыбается, как настоящий бэд гай. И как я предвкушала каждую новую встречу, я тоже помню. Как хотела ему понравиться, часами крутясь перед зеркалом. Как бесился отец, ревнуя. Как понимающе улыбалась мать. Та жизнь была такой счастливой. Такой счастливой, господи… Почему же мне ничего от нее не осталось?

– Слышать тебя не хочу! Убери от меня свои руки! – ору я в истерике, имея в виду, конечно, другое – держи меня крепче и никогда… никогда больше так со мной не поступай.

– Не могу. Не могу. Ну, прости ты меня. Я идиот, Жанн, слышишь? Я полный придурок. Как я по тебе соскучился, маленькая… Скажи, что и ты скучала.

– Нет… – я всхлипываю. Я не могу… не могу с ним согласиться. Потому что я не скучала. Я подыхала от тоски, тогда как он…

– Ну, не плачь. Не нужно. Мне самому не в кайф то, что происходит. Но ведь все еще можно вернуть? Ты хочешь? Скажи, что хочешь, Жанка…

Я хочу. Я, конечно, хочу. В моем прошлом было много хорошего. Но я не могу вот так сходу забыть о том, как он им распорядился. Не могу, и все. Ревность отравляет меня изнутри. Убивает смысл слов прощения. И горчит на губах, когда он целует. Я закрываю глаза. То, что Илья впервые за столько дней рядом, сводит меня с ума. Я не хочу, чтобы он видел свою надо мной власть, но что-то внутри сильнее этих желаний и доводов разума. Возможно, мышечная память, которая заставляет тело откликаться на каждое его касание. Я забываю дышать. Забываю жить. Я почти теряюсь сознание, но собрав воедино остатки воли, качаю головой:

 – Я тебя не прощу. Ты понимаешь, что есть вещи, которые не прощают?

– Я все исправлю… Я все исправлю. Слышишь?

Легонько его отталкиваю. Отрицательно качаю головой. Но не могу сдержать сорвавшихся с губ слов:

– Вот тогда и посмотрим.

Хотя… ну, на что? На что тут смотреть? Я выхожу из кабинки и едва не натыкаюсь на Лерку. Иду мимо, будто ее не вижу. Выхожу на улицу. Затянутое облаками небо изливается на землю сиротливым, совсем не по-летнему монотонным дождем.

– Чего он хотел?

– Вернуть.

Шагаю вперед, не разбирая дороги. Шум мыслей заглушают взрывы хохота, звон бокалов и звуки музыки, доносящиеся с летней веранды. И все убыстряющиеся щелчки подмигивающего зеленым глазом светофора.

– Ну, что ж, поздравляю. Ты добилась своего. Значит, Князев уходит в отставку?

– Нет. С чего ты это взяла?

– Ты же для этого с ним замутила. Или…

– Что? – я останавливаюсь посреди тротуара и нервно щелкаю замком крохотной сумочки от Prada.

– Или тебе так понравилась твоя новая расчудесная жизнь с личным водителем и шопингом в ЦУМе, что уже и Илюша не нужен?

Истерика, которая еще недавно не давала мне нормально дышать, уходит. Но свято место пусто не бывает. Капля по капле внутрь меня просачивается мутная, вязкая злость. Я цежу сквозь стиснутые зубы:

– Ты намекаешь, что я продалась?

– Я не знаю, что думать. Если честно, я вообще тебя не узнаю в последнее время. Ты даже выглядишь по-другому.

Еще бы. Моя внешность – это костюм. Маска, за которой я прячусь от тех моментов, которые попросту не вывожу. И то, что моя лучшая подруга этого не понимает… Что она готова подумать обо мне самое худшее, ударяет по самому больному.

Я чувствую себя преданной даже ей.

Да, мне нравится то, как Иван за мной ухаживает, и нравятся его подарки. Но остаюсь я с ним не из-за них. Прямо сейчас мне жизненно важно быть с тем, кто меня безоговорочно любит. Он как аккумулятор, который меня подпитывает. Лишь с ним я живу. Лишь с ним чувствую себя хоть отдаленно той, что я была прежде.

 А ко всему… Ну, кем я буду, если я его брошу сейчас? Когда у него руки дрожат, как только он меня касается? Когда он обещает, что будет любить. И ведь любит… Может быть, единственный во всем мире.

– Знаешь, я, наверное, лучше пойду.

– Эй, Жанн, ты чего, обиделась?

Я ничего не могу ответить. Горло перехватывает удавкой. И мне кажется, я совсем одна против целого мира, ополчившегося на меня.

Рядом притормаживает машина.

– Жанна Михайловна!

Сколько ни прошу – обращаются ко мне только так. Уважительно. В окружении Князева так ко мне относятся все. Начиная от прислуги, которая мне была представлена в той поездке на дачу, до каких-то важных шишек из его ведомства. Это тоже приятно. Хоть и немного странно. Я привыкла, что уважение нужно завоевывать. Ныряю в машину и, закрыв глаза, отсекаю от себя растерянный взгляд Лерки.