Как может это состояние пустоты, спрашивает Балинт, сосуществовать с потребностью в другом человеке, но таким образом, что другой человек не дает субъекту ощущения заполненности собой? Можно проследить, как Балинт объясняет эти особенности поведения с точки зрения матери и ребенка: ребенок не может выжить без матери, которая должна присутствовать, но ребенок должен быть в состоянии принять ее как должное и не чувствовать себя обязанным. Тем не менее только что описанные характеристики могут быть связаны с инцестом. В его доброкачественной версии – как у вымышленных близнецов из романа Рой – кровосмесительный инцест создает ситуацию, напоминающую союз близнецов, когда есть потребность в другом, но не как в другом отдельном человеке, потому что они не были репрезентированы как таковые, и их присутствие не принесет удовлетворения, потому что, не будучи другими, они не могут предложить ничего нового. Близнец, которого я знала, – он был заключен в тюрьму по политическим мотивам – не мог вынести одиночного заключения и, пытаясь понять свое отчаяние в связи с этим, он написал: «Я не был рожден один». Можно даже утверждать, что в начале жизни близнец, по словам Балинт, «не одинок, но и не поддерживает активного контакта с кем-либо». В более позднем возрасте, хотя они не могут быть одни, присутствие другого угрожает возможности инаковости и, следовательно, является раздражителем. Близнец нуждается в некоем учреждении, где рядом с ним будут находиться другие люди, которых нужно рассматривать вовсе не как повторение самого себя, а лишь как средство удовлетворения потребности обрести целостность. Первое чувство, что другой не похож на меня, вызывает раздражение; в клинической работе это встречается в форме постоянного, раздражающего недопонимания. Майкл Балинт (Balint, 1968) предположил, что это «базисный дефект» в отношениях матери и ребенка. Я полагаю, что человек чувствует это раздражение, когда тот, кто должен быть таким же, становится другим.
Модель, которую я хочу предложить, описывает сиблинговый инцест как психическое событие, которое использует некоторое предыдущее состояние матери и ребенка, но придает этому раннему допсихическому состоянию позднюю генитальную форму. То, что реальный инцест может произойти в жизни пациента не в самом раннем детстве, а позже, означает, что он только формирует ситуацию, которая не была разрешена и оставалась в зародышевой стадии. Инцест может быть относительно равноправным, как в случае с близнецами в «Боге мелочей» или, возможно, в случае с «Дорой» и Отто Бауэрами во «Фрагменте анализа случая истерии» Фрейда (Freud, 1905), пока Дора не была помещена доктором на более низкую позицию по сравнению с положением своего брата – ребенка мужского пола. Если имеет место неравенство, как в случае с Вольфсманном и его старшей сестрой и, по-видимому, с Сарой, то жертва (мальчик или девочка) будет воспринимать это как прорыв защитных границ, травматическое вторжение тела – разума. Но и доброкачественный, и злокачественный инцест представляет собой проблему, по меньшей мере, указывая на незнание того, что в мире есть место для еще кого-то, кроме себя, для нарушения границ или отказа в их установлении. Именно в момент страха и фантазий Сары о вторжении Балинт упоминает об инцесте, как говорилось ранее:
[Сара] неподвижно лежала в ожидании какого-то объекта, падающего сверху на ее на голову. Этот объект иногда описывался как скалка, иногда как камень, а иногда как облако (Balint E., [1963], p. 42).
Рис. 6. Инцест может быть относительно равноправным. «Зигмунд и Зиглинда» Артура Рэкхэма: иллюстрации Рэкхэма к «Кольцу нибелунга» Вагнера (Dover Publications, 1979)
Является ли упоминание в этот момент брата бессознательной ассоциацией Балинт: может ли Балинт, аналитик, выступать в переносе Сары в роли брата, а не в роли матери? Вспомнив, что она чувствовала в шестилетнем возрасте, могла ли Сара представить себе пенис своего брата как скалку, его тяжесть как скалу, туманные сексуальные чувства как нисходящее облако?