Скрытая жизнь братьев и сестер. Угрозы и травмы

Не так давно меня пригласили прокомментировать презентацию истерического пациента, чтобы продемонстрировать, как мое предложение о создании автономного латерального места для сиблингов влияет на этот случай истерии. Пациент был единственным ребенком. Терапевт делала акцент на том, что в начале и в конце лечения она отметила контрпереносную реакцию, которая, по ее мнению, была важной, но не полностью завершенной.

Терапевт отметила, что после окончания этого успешного анализа она обнаружила, что ее мысли заняты шекспировской пьесой «Укрощение строптивой». Хотя очевидная связь с этой пьесой заключалась в битве со строптивой пациенткой, оставалось нечто, что продолжало беспокоить терапевта. И хотя к тому моменту «уже прошла целая вечность» с тех пор, как я читала или смотрела эту пьесу, которая никогда не относилась к числу моих любимых, я вспомнила следующие факты. В центре пьесы находятся две сестры. Строптивая Катарина не переносит свою младшую сестру Бьянку и применяет к ней физическое и словесное насилие. Бьянка – милая девушка, уступчивая и обожаемая своим отцом. И пока женихи стоят в очереди за рукой Бьянки, ни один не хочет брать в жены жестокую Катарину. Тем не менее есть проблема, потому что в конце концов укрощенная строптивая становится более благородным персонажем, чем Бьянка, чье обаяние основано на обмане и манипулятивности. Где в контрпереносе находилась терапевт, когда столкнулась с истерической женщиной? Была ли она укротительницей, женихом и мужем Катарины – Петручио или, возможно, она бессознательно беспокоилась о том, что триумф все еще принадлежал пациентке, которая на протяжении всего лечения считала аналитическое искусство дешевым обманом и манипуляцией? Выступала ли в данном случае терапевт в роли Бьянки в этой сыгранной на новый лад пьесе, в которой строптивая женщина (после ее перевоспитания) на самом деле одерживает победу над сиблингом и, возможно, над мужем?

Была ли терапевт или пациентка забытой Бьянкой? Перечитав пьесу после этого обсуждения, я поняла, что в этой пьесе, как ни в какой другой, Шекспир отвел сестринским отношениям центральную роль. Забытая Бьянка оказалась решающей фигурой. Хочу добавить, что терапевт как бы является сиблингом. Поскольку наши собственные аналитики в целом не исследовали это измерение вместе с нами, оно неизбежно станет незнакомой частью нашего контрпереноса. Без размышлений о сиблингах, я полагаю, никто не может знать об этих измерениях. В отсутствие сиблинговой парадигмы вряд ли можно думать о братьях и сестрах, которых нет в реальной истории, а только в бессознательном и в социальных проявлениях. Как эти настоящие или воображаемые братья и сестры, сверстники или «замещающие» дети, такие как Хитклифф, мой брат, брат миссис Х, мы как сестры нашего брата, Катарина и Бьянка общаемся друг с другом? В чем наша проблема?

Чтобы рассмотреть это, я собираюсь взглянуть на сиблинговую крайность, которую представляют собой близнецы. Близнецы повсюду являются предметом особого внимания – в Африке к югу от Сахары, где они встречаются чаще, чем где-либо еще в мире, они могут быть знаками зла или удачи. Феномен «близнячество» может быть обозначен как «метафорические» отношения, когда двое детей разного возраста и происхождения назначаются друг другу в «близнецы»².Как и в случае с квашиоркором, африканский контекст дает нам реальную основу для ревности и страданий, вызванных тем, что обеспечить полноценное питание близнецам гораздо труднее, чем одному ребенку. Но переходы между злом и добром представляют особый интерес и находят отражение в психоаналитических концепциях: с положительной стороны так называемое «удвоение» становится защитой от угрозы кастрации, которая, в свою очередь, является репрезентацией смерти; с другой стороны, присутствие субъекта как своего собственного двойника является чем-то «сверхъестественным». Я привожу этот пример не в качестве символа, а по причине того, что близнецы демонстрируют крайнюю степень родства и могут помочь изучить психодинамику латеральных отношений. Я всегда находила клиническую работу с близнецом или с родителем близнеца особенно интересной, вероятно, это является отголоском того восторга, который я испытывала по отношению к близнецам в детстве³.

Я помню шутку, которая вызвала отвращение, но вместе с тем и заинтриговала меня, когда я была молодой. Сильно беременная женщина так и не смогла родить. После ее смерти раздутый живот разрезали, а внутри сидели два одинаковых высохших старика, каждый из которых говорил: «После тебя». У Уилфреда Биона был похожий на эту шутку опыт с пациентом, у которого был «воображаемый близнец». После определенной работы с этим мужчиной Бион сказал ему, что он заставляет его, Биона, чувствовать себя родителем, который дает неэффективные предостережения невосприимчивому ребенку. Он отмечает, что после этого комментария произошли «трудно передаваемые» изменения: