Скорлупы. Кубики

Нас в семье двое детей, я и сестра моя Вероника. У сестры в классе училась Марина Липатова, она с Вероникой за одной партой сидела. Их, Липатовых, было пятеро: отец с матерью, Марина и двое её братьев, но братья, они были старше меня на пять и семь лет и я с ними не дружил. Мы между собой были просто знакомы, как и с Мариной. В Пресненском школы не было, они ездили в нашу восьмилетку. Вообще, с Липатовыми мало кто дружил. Марина была младше меня на три года и меня знала как брата её одноклассницы. В школе я Марину не замечал и до армии тоже, она ещё маленькая была, а я считался самым видным и у нас в посёлке, и в Пресненском. На меня многие хорошие девушки заглядывались. Но я ни с одной серьёзно не встречался. Вероника мне говорила, что я очень нравлюсь Марине, а я лишь смеялся – мало ли кому я нравлюсь. Отслужил я армию, вернулся и на танцах увидел Марину – ей восемнадцать лет исполнилось. И что-то со мной произошло. Я словно её заново разглядел. Мы с ней разок потанцевали, и она мне очень понравилась. Я к ним пару раз в Пресненское заехал. Снова с ней на танцы сходил в наш клуб и прямо только о ней стал думать и говорить. Мне мои родители сказали, чтобы я с липатовской дочкой не путался, это плохая семья, они ворожат, но я сказал, что мне Марина нравится и я буду делать так, как считаю нужным. И чем больше отговаривали родители, тем сильнее к ней тянуло. Я прямо среди ночи поднимался, садился на мопед и ехал в Пресненское увидеть её. Я сказал Марине, что хочу на ней жениться. Она согласилась и засмеялась. Когда у нас в посёлке узнали, что я женюсь на Липатовой, меня осуждали. А я злился и говорил, что у нас с Мариной всё будет хорошо. Мои родители были очень против, что мы поженились. Я с ними из-за Марины поссорился и переехал жить к Липатовым. На работу устроился на вагоноремонтный завод. Мне предложили комнату в малосемейном общежитии. Я сказал Марине, что мы в город переезжаем. Она сразу не захотела, и её родители возражали, так что я какое-то время ездил в город на мопеде. И ещё я поступил в строительный техникум на вечернее отделение. Днём работал, вечером учился, потому что решил поступить в институт на инженера. Мне было трудно всякий раз из посёлка добираться. И я настоял, чтобы Марина ко мне переехала. И вот, когда мы в городе жить начали, я стал по-другому на неё смотреть, слово бы прозревать. И то, чему раньше я не придавал значения: как она ко мне относится, ругается на меня, что я лишь работаю и учусь и ей внимания не уделяю, – всё это я отмечал и задумывался, как же меня угораздило сойтись с такой женщиной, которая меня не понимает. И я обратил внимание ещё: только мы сильно поругаемся – на следующий день приезжает тесть или тёща и еду привозит. Я домой приду, покушаю, и вроде опять всё нормально, я люблю Марину и готов с ней жить и терпеть её. Но в целом жили мы плохо, через день точно собаки грызлись, и так на протяжении года. Я даже думал: как с такой женой детей заводить? Все силы свои направлял на зарабатывание денег, старался хорошо в техникуме успевать, а Марина учиться не хотела, работала нянечкой сутки – трое, а в свободное время меня скандалами мучила. И вот однажды случилось такое, что заставило меня разойтись. Я отпросился с работы, чтоб нормально к экзамену подготовиться. Марина мне говорит: “Раз ты дома, я поеду к маме с папой в Пресненское”. Я говорю: “Пожалуйста”, – потому что мне так даже лучше было, без неё за книжками посидеть. Она уехала, я учебник зубрю, и тут за окном такой характерный шум мотора – “Запорожец” Липатовых. Я в окно выглянул – тесть с тёщей. Получается, Марина к ним поехала, а они к нам, и разминулись. Так мне не хотелось с ними встречаться, разговаривать, что я потихоньку вышел, дверь закрыл – и к соседям. У Липатовых всё равно ключи от нашей комнаты были. Через полчаса я услышал снова, как мотор затарахтел, выглянул – уехали Липатовы. Я вернулся, дома стоят сумки с едой. Наверное, тесть с тёщей подумали: я, как обычно, до ночи на учёбе, – и оставили сумки, уверенные, что Марина раньше меня домой вернётся. Я стал их разбирать. И тут нахожу две странные склянки, на них наклейки и ручкой написано: “В еду” и “В питьё” – какие-то порошки. Я открыл понюхать: болотом пахнет, плесенью. Нашёл ещё два конверта, открыл – в одном сушёная чёрная жаба, а в другом змеиная шкура и скорлупа толстая какая-то, не куриная и не утиная. А в общежитии у меня есть сосед, он очень верующий, хороший человек. Я к нему с этими склянками и конвертами пришёл. Он сразу говорит: “Ведьмачьи привороты. Тебе эту дрянь в пищу подмешивают”. И мне словно всё открылось. Я сразу вспомнил, как я эту Марину полюбил, – это мне сестра пирожок дала съесть, сказала, что от Марины, а потом я её на танцах увидел. И когда я к ним в гости заходил, меня киселём угощали, после которого я только о Марине и думал. Вот она пришла домой, я ей эти склянки и конверты показываю: “Объясни, что это такое?”

Она смутилась так, бормочет: “Это чтобы ты не пил, не гулял…”