Скорлупы. Кубики

Стрелу с Гончаром забили на остановке, где перекрёсток улицы Сахарова и проспекта Пятидесятилетия ВЛКСМ, Гончар говорит: “Поехали хаты прозванивать?” – я: “Ладно”, – попиздовали на круг 600 микрорайона, ходим по домам, прозваниваем двери, обычно Гончар, а я на пролёт внизу, но были случаи, когда и вместе звоним, если спрашивают: “Кто?” – Гончар сразу: “Можно Марину?” – нам отвечают, что такая здесь не живёт, мы: “Извините”, – и уходим, ну и так до самой девятиэтажки, за которой школьный стадион, мы с Гончаром поднялись на последний этаж, квартира слева, обычная дверь с чёрным дерматином, звоним долго, никто не выходит, тогда Гончар открывает своими ключами, у него есть такая связка ключей, что на любые замки подходят, где-то ему слесаря выточили, и мы оба зашли вовнутрь, в прихожей висит шинель военная с погонами подполковника Советской армии и женский плащ болоньевый, и много обуви на полу, но стоптанной, и тапки всякие домашние, я сразу в спальню, возле левой стены у окна тумбочка с зеркалом, смотрю в верхнем ящике: обручальное кольцо, перстень-печатка, женские электронные часы с позолоченным браслетом – взял, Гончар заглянул: “Косметику женскую тоже, сеструхе подарю”, – помаду, духи “СССР – Франция”, набор теней, состоящий из трёх цветов, и медный браслет в виде змеи, цепочку серебряную, затем я пошёл в зал, где Гончар был, там ещё сервант, лакированный под орех, и в баре коньяк “Чайка” три звезды, две шампанского “Советского” и ликёр, названия я не помню, всё это Гончар сложил к себе, и больше брать нечего, Гончар ещё бросил в сумку три детские игрушечные машинки импортные в прозрачной упаковке, а в серванте полка, и на ней три книги: “Овод”, “Кулинария” и ещё книга с оторванным корешком, я вообще-то редко читаю, но взял, Гончар сильно удивился, а я говорю: “А тебе зачем машинки?” – и я ещё “ТДК” аудиокассету нашёл на кухне, на кассете сверху ничего не было написано, я на всякий случай прихватил, чтобы потом нормальную музыку записать, если на ней плохая музыка, и мы дверь захлопнули, сразу пошли на стадион и там выпили “Чайку”, Гончар говорит, золото надо быстро сдать, на ул. Карла Марла возле кинотеатра “Юность” есть скупка, поехали туда, дали нам за золото сто семьдесят рублей, ещё выпили ликёра, что в квартире взяли, а шампанское занесли Гончару домой, чтобы ему было на праздники, а с книжками странно получилось, без корешка которая, я на стадионе выкинул, “Кулинарию” оставил у Гончара для матушки его, а “Овод” этот оказался каким-то липучим, его всё время приходилось держать, и рука была занята, так я и ходил с “Оводом” и в скупку, и везде, примерно в половину шестого Гончар говорит: “Пойдём к универсаму, там ждёт Зайцев”, – про которого я знал только, что он Зайцев, но не общался с ним, я согласился, и мы пошли к универсаму, примерно в шесть часов, зашли в кафе универсамовское, я выпил стакан берёзового сока, купил пачку “Родопи”, а затем мы вышли на улицу, сначала Гончар, потом я, и тогда я увидел, что Гончар уже разговаривает с Зайцевым, на котором был спортивный костюм дутый синий и чёрные туфли, а у Гончара туфли были тёмно-коричневые “Саламандра”, и брюки серого цвета с люрексом, и куртка джинсовая, а я был одет в серую куртку, джемпер чёрный с белыми клеточками, брюки светло-коричневые и румынские туфли чёрного цвета, вот я вышел из кафе и увидел, Гончар разговаривает с Зайцевым, о чём они, я не слышал, Зайцев спросил: “Что читаем?” – я сказал: “Овод”, – и начал тереть с пацанами из нашего района, вернее, я только знал, что они из нашего района, а по именам и где они живут, я не помнил, Гончар и Зайцев поговорили, и Зайцев сказал, надо купить бухла, и мы пошли в магазин, тот, что на предпоследней остановке от трамвайного круга, это было часов семь, когда мы уже шли от магазина, то встретили Севу, зовут его Сашей, а фамилия Севашов, сокращённо Сева, я с ним никаких отношений не поддерживал, только раньше видел на районе, а Гончар знал его и предложил Севе пойти с нами выпить, а Сева сказал, что они тоже выпивают, вместе с ним был ещё какой-то пацан, который был старше Севы, и как его зовут, я не запомнил, кажется Олег, и этот Сева сказал нам, что они где-то недалеко сидят, что у них есть две бутылки водки, и предложил пойти с ними, после чего мы впятером решили к садику за универмагом “Океан”, там лежит бревно из тополя, мы подошли туда, на бревне сидели две взрослые женщины за тридцать, внешности я не запоминал, кроме них ещё один дядька немолодой, и, когда мы подошли к ним, Сева стал разливать водку, после чего мы все, кто там находился, выпили две бутылки водки, которые были у Севы, и одну бутылку “Агдама”, которая была у нас, после чего у нас осталось две бутылки “Агдама”, и бабы говорят Севе пойти купить ещё водки, мы пошли, а все другие и Олег этот остались возле садика, но рабочий день закончился и магазин закрылся, мы снова вернулись, а на бревне уже никого не было, бабы с дядькой свалили вместе с нашим “Агдамом”, и мы тогда пошли к булочной, расположенной возле круга девятнадцатого автобуса, завернули за угол, Гончар и Зайцев куда-то ссать ушли и как пропали, а мы с Севой остались, я сказал, что могу залезть в булочную, “Оводом” разбил стекло и залез, зачем – не знаю, но когда я залез, Сева, который стоял возле окна, сказал мне, чтобы я взял со стола магнитофон переносной “Весна”, я вылез и вспомнил, что у меня была кассета в кармане куртки, я её вставил и включил, но в магнитофоне сели батарейки, и я не узнал, что записано, чуть прошли, я Севе: “Блядь, я «Овода» на столе забыл”, – вернулись, только Сева над ухом нудил – зачем да зачем: “Надо!” – я сказал, забрал “Овода”, и мы пошли к дому 23 по улице Матросова, где проживает Света Лазарева, с которой я встречаюсь и поддерживаю интимные отношения, мы пришли во двор, я подошёл к лавочке, там сидела Света и ещё кто-то из пацанов, кто именно, я не помню, когда мы стали подходить к лавочке, Сева, обращаясь ко мне, сказал: “Что это за пидараска сидит?” – я ответил, это моя девушка и он своими словами оскорбил её, и ещё я сказал ему, чтобы он извинился, но он не стал извиняться, тогда я предложил ему отойти и поговорить, мы отошли в сторону, я подумал, нужно что-то положить, “Овод” был в левой руке, и я поставил на землю магнитофон и ударил Севу кулаком правой руки по левой части лица, но я ударил несильно, мы с ним даже стали разговаривать, я подобрал магнитофон, и мы снова стали подходить к лавочке, и в этот момент Сева опять сказал обидное, что у Светы ништяк короткий, я спросил: “Это как?” – а он ответил, ништяк – это промежуток между ртом и носом, после чего я ударил своим лбом по его лицу, но неэффективно, я опять поставил “Весну” и правым кулаком по левой скуле ему два раза, но как-то не получалось, бил плохо, и все видели, что я плохо бью, у него лицо только тихо хрупало, как если на капусту квашеную слегка надавить, я понимал, это “Овод” в руке конкретно мешает, а куда его уже деть, некуда, я ударил ещё раз, Сева упал возле лавочки, а я начал ему наносить ногами, первый удар я подъёмом правой ноги по лицу, по средней части, примерно в переносицу, Сева лежал на боку, затем я снова ногой, на этот раз левой по нижней части лица, во что именно, я не рассмотрел, кажется в подбородок, он пытался переворачиваться, но я снова возвращал его в исходную позицию и два раза ещё подъёмом правой ноги по боковой нижней части лица, он так: “О-о-о”, – застонал, тогда я нагнулся над ним, но мне показалось, я даже ничего ему не рассёк, крови совсем нет, я в сидячем положении кулаком правой руки его в область левого уха, и тоже неудачно, несильно, и вдруг увидел, Света куда-то ушла, но сидят малолетки и обсуждают, как я бью, и я встал и снова Севу ногой, он головой цок об лавочку, и тогда я увидел, что под затылком у Севы кровь, и тут появился мужик, внешности которого я не запомнил, я решил попросить у него закурить, и, очевидно, я сказал ему что-то обидное, потому что он стал ругаться, что вызвал милицию, и, главное, держит меня за руку, я ударил его, а он меня, я вырвался, хватаю магнитофон и начинаю убегать, затем я нечаянно упал, выронил магнитофон, он об землю треснулся, и оттуда такими петлями тягучими завыл с кассеты Антонов: “Золотая лестница, золотая лестница!” – я поднимаюсь, в глазах муть, думаю, тут хоть бы “Овода” не потерять, снова бегу, мужик за спину меня ловит, я ему что-то говорю и сам не понимаю, что говорю, мне руку назад заламывают, а ноги такие тяжёлые, словно оторвались, я вдруг догадался: надо срочно книжку выбросить, чтобы освободиться, а этот “Овод” к ладони намертво прилип, и так мне странно, Светка под Антонова в свой подъезд по ступенькам, я ей: “Стоять, пидараска!” – она оборачивается, и у неё реально короткий ништяк, его просто вообще нет, Сева был прав, и тётка из первого этажа визжит как зарезанная: “Убили-и-и!” – а сирена так складно вместе с ней: “Дили-дили-дили!” – сзади малолетки хором, что менты приехали, а Светка уходит, её уже нет, и на асфальте возятся воробьи, серые, медленные, точно наломали куски хлеба, я нюхаю “Овод”, и он тоже пахнет кислым хлебом.