Читаем Скорлупы. Кубики полностью

– Будешь реветь, вообще убью, – пугает Поздняков, потом вслух отсчитывает время: – Сорок два, сорок три… – оторвавшись лишь для того, чтобы вставить подслушанную где-то фразу: – А мне людей не жалко, мне зверей в зоопарке жалко, шестьдесят пять, шестьдесят шесть…

Поздняков бросает на полдороге счёт, сильно толкает Бавыкину, та вскрикивает и опрокидывается на кровать. Пока она в голос рыдает и, насколько возможно, мешает раздеть себя, Поздняков деловито срывает с неё лосины, юбку, блузку, лифчик и трусы. Через минуту Бавыкина полностью голая лежит на спине, прикрывая одной рукой густо-русый лобок, а другой – увесистые деревенские груди.

Поздняков стягивает штаны вместе с трусами. Он до крайности возбуждён, но при этом у него плохо стоит. Правой рукой Поздняков дрочит, а левой люто мнёт – Поздняков называет это “мацать” – лобок Бавыкиной, та корчится и визжит, но больше от страха, чем от боли.

– А теперь раздвигай, быстро! – Поздняков сильно стискивает лобок, Бавыкина вскрикивает, поджимает к животу ноги. Малиновое в мозгу лопается, Поздняков кончает тонко и длинно, так что отдельные брызги приземляются на лицо Бавыкиной. Она вскрикивает и утирается. Поздняков хрипит от досады и дважды бьёт Бавыкину по белым колышущимся ногам:

– Сука такая, нарочно, блядь!

Бавыкина кашляет и хохочуще плачет. Поздняков видит свои мутные капли на ступнях Бавыкиной, её большие пальцы с облезшим лаком, и у него снова встаёт. Поздняков выхватывает из-под кровати маленькую чугунную гантель и, замахнувшись, кричит:

– Видишь? Если дрыгнешься, я тебя этим вырублю! – Поздняков кладёт гантель на пол и для острастки отвешивает Бавыкиной оплеуху.

Бавыкина от испуга каменеет. Она уже не издаёт ни звука, когда Поздняков разводит ей ноги и, чуть потыкавшись, начинает в ней двигаться. Бавыкина, которой всё-таки больно, – она не обманывала, она девочка – понимает, что теперь снова можно плакать, а гантелью бить уже не будут. Она тихонько поскуливает и комкает ладонями плед. Поздняков, раскачиваясь, терзает груди Бавыкиной, через минуту с шипением кончает.

Поздняков вскакивает и стаскивает Бавыкину с кровати. На светлом шерстяном пледе, в месте, где находились бёдра Бавыкиной, растеклось кровавое пятно.

– Насвинячила, – шепчет с ненавистью Поздняков, думая о том, какую рожу при виде пятна скорчит мать, когда вернётся от бабки. – Вот целка сраная…

Он за руку волочит Бавыкину, та мокро шлёпает босыми ногами, точно идёт по лужам, и гундосо плачет. Поздняков грозит:

– Заткнись, а то вообще убью!

Поздняков заталкивает Бавыкину в ванную:

– А ну подмывайся, или я не знаю, что с тобой сделаю!

Бавыкина включает тёплую воду и затирает натёкший кровавый лампас на внутренней стороне бедра. Окрашенное малиновым, медленно вытекает тягучее поздняковское семя, вызывающее в Бавыкиной такое отвращение, что она не может смыть его рукой, а только поливает из душа, а потом горстями плещет мыльной водой себе между раскоряченных ног.

В квартиру звонят, и от трелей звонка у Бавыкиной дрожит сердце; на секунду заглядывает Поздняков, показывает кулак:

– Пикнешь – убью! – и, закрыв снаружи ванную, идёт узнать, кто пришёл. Бавыкина смутно слышит разговор Позднякова, он долго с кем-то общается через дверь. Бавыкина верит его угрозам и молчит.

Возвращается Поздняков. Он сдёргивает с Бавыкиной полотенце, в которое она завернулась, и снова ведёт в комнату. Бавыкина видит на ковре свои раскиданные вещи, наклоняется, чтобы подобрать трусы. За спиной раздаётся голос Позднякова:

– Команды одеваться не было! – Бавыкина покорно роняет трусы.

Поздняков подходит к Бавыкиной и начинает выкручивать ей грудь. Щипки вспыхивают малиновыми пятнами. Поздняков давит на плечи Бавыкиной, усаживая на кровать, стягивает с себя трусы. Теперь Бавыкина может это хорошо рассмотреть: короткий, толстый, какой-то рыжий, и ещё от него резко пахнет сухим кошачьим кормом.

– Или не уйдёшь! – предупреждает Поздняков.

Бавыкина отказывается сомкнутым мычащим ртом. Поздняков давит пальцами на сочленение скул Бавыкиной, так, что её губы собираются в сморщенный поцелуй. Бавыкина трясёт головой, Поздняков лезет под кровать и снова достаёт гантель. Левой рукой он прихватывает Бавыкину за затылок.

В широко оскаленном рту Бавыкиной излишне свободно, между нёбом и языком чавкает и булькает, взбитая медленная слюна стекает пузырями по подбородку, Бавыкина задыхается и кашляет. Поздняков сладострастно кряхтит. Бавыкина, почуяв ртом брызнувшее из Позднякова, мычит и срывается с места. Она едва успевает добежать до раковины, там её рвёт.

Поздняков, закатив под кровать гантель, подбирает одежду Бавыкиной, подносит к ванной, швыряет на пол и разрешает:

– Одевайся!

У Бавыкиной опухшее и заплаканное лицо. Она надевает трусы, лифчик, юбку, блузку и лосины. Поздняков, подойдя к двери, смотрит в глазок, говорит:

– Попробуй кому-нибудь расскажи, сразу найду и убью, – после чего открывает дверь. Бавыкина опрометью бежит вниз по лестнице.

На улице она сталкивается со своей знакомой Яной Черных. Худая и остроносая Черных спрашивает:

– Что случилось?

Перейти на страницу:

Все книги серии Читальня Михаила Елизарова

Скорлупы. Кубики
Скорлупы. Кубики

Михаил Елизаров – прозаик, музыкант, автор романов "Земля" (премия "Национальный бестселлер"), "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики", сборников "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС"), "Бураттини"."Скорлу́пы. Всё ж не рассказы, а, скорее, литературные «вещи», нарочито выпячивающие следы своей «сделанности». Проще говоря, это четыре различных механизма сборки текста: от максимально традиционного, претендующего на автобиографичность, до «экспериментального» – разумеется, в понимании автора. Сто лет назад формалисты изучали так называемый приём, как самодостаточную сущность текста. Перед читателем четыре различный приёма, четыре формы. Четыре сущности. Четыре скорлупы.Кубики – это серые панельки, где живут по колдовским понятиям и милицейским протоколам.Кубики – не Место Обитания, а Язык и Мышление.Кубики – это жестокие и нежные сны, записанные в тетради в клетку" (Михаил Елизаров).

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги