Старушка, конечно, запомнила лицо Погожевой. Разумеется, можно было и бабушку к праотцам отправить. Но подустала за последние дни Погожева. Нервишки натянулись. Пока взвешивала Серафима Андреевна ситуацию, старушка по лестнице спустилась. Если застрелить или отравить Дорофееву, старушка даст показания. Тогда приметы учительницы из рыбколхоза «Черноморский» и неизвестной женщины, которая накануне убийства звонила в квартиру Дорофеевой, совпадут. Выйдет вилка. А это плохо… Из города уходить еще никак нельзя. Но и оставаться опасно. Вчера старшина милиции внезапно проверил документы. Странно? Черт знает! Может, обычная проверка. Связанная с войной. Если бы имелись подозрения, арестовал бы ее старшина еще в «Черноморском». Ну а огни в штольне? Сама видела ясно. Огни тоже не доказательство. Как угадаешь, кто там лазил? Может, жулики или дезертиры. Зря она дымовую шашку разбила. Опять нервы. Улику оставила.
Нет, еще не пробил час Татьяны Дорофеевой. Счастливая она, черт возьми!
На пианино стояла хрустальная ваза, прикрытая свежей салфеткой, отделанной искусной вышивкой. И еще - цветочница с сиренью. Переставив вазу и цветочницу на стол, Погожева откинула верхнюю крышку пианино. Поднялась на носках, заглянула внутрь. Справа, прижатый струнами к стенке, темнел пухлый тряпичный сверток. Погожева вынула сверток, положила его на стол. Спокойно, не торопясь и не волнуясь, что Татьяна каждую секунду может прийти с кухни, поставила вазу и цветочницу на прежние места. Развернула тряпки. В них оказались три толстые пачки сторублевых денег. Погожева вынула откуда-то, чуть ли не из лифчика, маленький пистолет, положила его перед собой.
Онемела Татьяна, остановилась на пороге, почувствовала: ногами двинуть не в состоянии, словно взбунтовались они и отказываются повиноваться.
- Что это? - спросила Татьяна. Произнесла в общем-то два ненужных слова, ибо отлично видела, что лежит на столе.
- Никогда не видели зажигалку в форме пистолета и сторублевых денег? - удивилась Погожева устало и немного раздраженно.
- Так много! Никогда, - призналась Татьяна, изо всех сил стараясь не выдать своего беспокойства.
- Не очень много. Десять тысяч.
- Большая сумма, - сказала Татьяна с уважением.
- Я хочу подарить ее вам, - улыбнувшись, заявила Погожева
- Мне? Разве вы добрая фея из сказки?
- Я действительно фея. Только не добрая, а злая.
- Почему же злая? - Татьяна наконец сдвинулась с места, подошла к столу и поставила чашки.
Погожева тряхнула головой:
- Так удобнее, - и вдруг спросила: - У вас найдется листок бумаги?
- Да.
Повернувшись к тумбочке, Татьяна взяла из-под старого альбома ученическую тетрадь и положила перед Погожевой.
- Нет, - сказала Погожева, - писать будете вы. Вот этой авторучкой.
- Я не понимаю вас, - побелев, произнесла Татьяна и покачала головой.
- Сейчас поймете. Прошу. Пишите: «Я, Дорофеева Татьяна Ивановна, библиотекарь гарнизонного Дома офицеров…» Написали? Хорошо… Пишите: «обязуюсь… сотрудничать… с германской военной разведкой…»
- Зачем вы так?.. - с обидой спросила Татьяна и отодвинула тетрадь. - Что я вам сделала?
- Милая моя, - вздохнула Погожева. - Вы молоды и красивы. Я понимаю мужчин, которые в вас влюбляются. Но поймите и вы меня. Если мы не договоримся, не найдем общий язык, то… бог свидетель… Я не могу уйти из этой комнаты, оставив вас живой. Как бы я к вам ни относилась, я на службе… Будьте благоразумны.
- О каком благоразумии может идти речь? - сквозь зубы выдавила Татьяна. - Вы что? С луны свалились?
- Увы! С грешной земли. - Погожева положила руку на пистолет. - Эта зажигалка, между прочим, шестизарядная.
- Плевать я на нее хотела, - заявила Татьяна, удивляясь собственной храбрости.
- Оставим лепет. Вы не девочка, а я не обольститель. Я предлагаю вам дело. Рискованное, но денежное. Я знаю, вы согласитесь. И когда войдете во вкус, поймете, что в разведке можно заработать больше, чем в постели.
- Я не проститутка! - покраснела Татьяна.
- Фу! Как вульгарно.
- А мне плевать! Убирайтесь к чертовой матери из моей квартиры. Я не испугалась вашей пушки.
- Спокойнее… Истерики разрушают нервную систему не меньше алкоголя. Отвечайте, вы догадывались, что Сизов - агент немецкой секретной службы?
- Какой службы? - не поняла Татьяна, но запальчивости теперь не было в ее голосе.
- Вам известно, что Сизову удалось завербовать вашего друга Роксана? Того самого Мишу, который через ваше посредство сплавляет излишки продуктов?
- Вы врете!
- Забудьте это слово. В разведке не врут. В разведке молчат или говорят правду. Я говорю правду только потому, чтобы вы поняли - я не могу выйти из этой комнаты, оставив вас живой.
- Уходите, - решительно сказала Татьяна. - Уходите! Я никому не скажу… Можете не волноваться.
- Спасибо, - поднялась Погожева. - Боюсь, что в отношении вас не смогу проявить такую милость.
Татьяна отступила на шаг, сказала тихо, но убедительно:
- Я не нуждаюсь в ней, в вашей милости. Я выброшусь в окно. И закричу на всю улицу. Я не пойду на предательство!
- Предательство - тоже работа, - сухо заметила Погожева.
- Плохая работа!