Сколько зим…

- И вульгарно. Подумали, но не сказали. - Каиров поставил пустую чашку на блюдце и отодвинул от себя. - Правильно подумали. Правильно… Но я не буду оправдываться, напоминать, что в сутках двадцать четыре часа. И у меня нет времени на философию Канта, рыбную ловлю и домино. Даже если бы к суткам добавили три часа или пять, все равно я не стал бы заниматься Кантом. У меня другая задача. Борьба с преступностью. Вот на эту тему я готов говорить с увлечением, как юноша с любимой. А четыре антиномии Канта лучше оставить философам. Хотя одна из них весьма любопытна.

Челни:

- Положение: в мире существуют свободные причины. Противоположение: нет никакой свободы, а все есть необходимость. Вы имели в виду это?

- Семен Семенович… Вы угадали. И я могу раскрыть вам тайну. Я сторонник противоположения. Все в жизни порождается необходимостью. Вот почему в основе преступности прежде всего лежат социальные корни.

- Да, - сказал Челни. - Но и наследственные. И религиозные… Я последним несколько интересовался. Не знаю, известно ли вам, что в начале девятнадцатого века в Индии было раскрыто древнее религиозное общество фансегаров, или, как они называли себя, «братьев доброго дела». Братья поклонялись некоему божеству Бохвани, самыми желанными приношениями для которого были человеческие жизни. Формула в основе лежала весьма примитивная: блага на том свете находятся в пропорциональной зависимости от количества жертв, принесенных божеству.

- Занятно, - согласился Каиров.

- В религии многое идет от плутовства, от шулерства. Не случайно отмечал Вольтер, что религия произошла от встречи дурака с обманщиком.

Каиров засмеялся:

- С вами беседовать одно удовольствие.

Голова больше не болела. После таблетки, после выпитого чая была бодрость, которую, казалось бы, способен вернуть лишь крепкий сон,

Уже у дверей Каиров обернулся, внимательно посмотрел на Челни:

- Семен Семенович, только честно, вы не умеете читать чужие мысли на расстоянии?

- Мне бы так хотелось соврать, сказать «да».

- Тогда откуда это? - Каиров показал рукой на стол. - Чай, варенье… Розетки.

- Жена. Все жена… Настояла, чтобы на дежурстве при мне был горячий чай, варенье…

- Это у вас вторая жена?

- Да… - грустно ответил доктор. - Моя первая жена умерла в Одессе. От брюшного тифа. Я девять лет был верен ее памяти…

- Извините меня, Семен Семенович.

- Нет, нет… Минутку. Позвольте, я закончу свою мысль. Так вот. Вскипятив чай, я увидел из этого окна, что ваша машина стоит у подъезда. Я понял, вы здесь. И решил пригласить вас на чай. Однако вы опередили меня, словно прочитали мои мысли.

- Ловко вы это повернули. Вам надо бросить медицину и заняться адвокатской практикой.

- Возможно, вы правы. Возможно, восемнадцатилетним гимназистом я совершил ошибку.

…Каиров вернулся в свой кабинет. Телефон надрывался.

- Слушаю, - сказал Каиров.

- Приезжай, Мирзо Иванович, - сказал уполномоченный ГПУ.

Через минуту машина фыркнула белым дымком, крепко пахнущим бензином, выползла на шоссе и помчалась по городу. Луна висела над крышами. Но небо было не очень темным, а словно выцветшим. Где-то далеко на окраине лаяли собаки. Город спал…

Машина остановилась. Каиров широким шагом вошел в один из подъездов трехэтажного дома, на фасаде которого лепилось много различных вывесок: «Рыбхоз», «Райфо», «Заготскот»… И справа, под пыльной лампочкой: «Уполномоченный ГПУ».

Некоторое время спустя Каиров вышел из подъезда, сел в машину. Бросил шоферу;

- Домой.

Передумал.

- Нет. Сначала в парт.

Спать не хотелось. До сна ли после такого известия: сегодня в 2 часа 47 минут операция «Парижский сапожник» началась.

7

Глубокая ночь. Быстро бегут облака. И луна словно купается в них. Ветер холодит землю. Холодит деревья. Холодит листья. Последние незеленые листья. Он срывает их. Бросает под ноги лошадям.

Шестеро всадников и две лошади без седоков пробираются по узкой размытой дороге, ведущей к дому егеря Воронина. А вот и сам дом. Он стоит на бугре. И его белые стены видны далеко, точно паруса яхты.

Сипло дышат лошади. Цокают копытами о вымытые камни…

Всадники останавливаются в тени раскидистого граба. Спешиваются. Привязывают лошадей.

Один из них, видимо начальник, решительно говорит:

- Обождем минуту. Сейчас туча луну проглотит… Петро остается здесь. Соболев идет к дому Воронина. Мы вчетвером - к даче…

…Анастасии не спится. В комнате душно. Так душно, что не уснуть, даже сбросив одеяло. «Ну и дикая привычка у моих хозяев закрывать на ночь ставни. И не просто закрывать на крючки, а закладывать поленом… Конечно, если всю жизнь прокоптеть здесь, как эти стены, ничто не будет казаться диким. Я зря злюсь. И на старика особенно. Он, конечно, хитрый мужик. Зверь. Да это и понятно - от рождения дела со зверями имел. Не случайно у моей кровати шкура рыси лежит.