Сколько цветов у неба?

В комнате воцарилось молчание. Был слышен лишь ветер за окном. На море, наверное, шторм. Ева представляла себе черные, накатывающие на берег волны, сильные и холодные, сбивающие с ног, уносящие за собой. И невозможно выбраться на сушу, невоз-можно…

– Я рад, что ты обо всем мне рассказала. Сама. Думал, уже и не дождусь.

Она резко открыла глаза и выпрямилась.

– Ты хочешь сказать, что… знал?!

– Не все, конечно, но догадывался. Так получилось, что картина попала в ту же самую галерею, которая сотрудничает с Артемом. Он увидел «Парусник» и все понял. И позвонил мне.

– Значит, Артем тоже в курсе, да? – Ева не смогла сдержать легкой усмешки.

– Если бы не он… Он просто спас тебя, Ева. Эта твоя привычка оставлять на своих работах знак дамы треф осталась неизменной.

Усмешка превратилась в улыбку.

– Да, – согласилась Ева, – ничего не смогла с собой поделать, захотелось дать понять, что кто-то еще смог такое написать, кроме Ники, и оставила на парусе свой значок. О нем все равно никто не знал, кроме вас – эту студенческую шутку. Все-таки удивительно, да? Сделать копию могу шикарно, но придумать и воплотить собственную идею не дано.

– Так часто бывает. Самые талантливые копиисты, как правило, неудавшиеся художники.

– Это комплимент или оскорбление? – теперь она уже засмеялась и немного напоминала прежнюю Еву, сногсшибательную женщину с отличным чувством юмора.

– Это факт.

– Значит, меня выдал знак. Артем связался с тобой. А дальше?

– А дальше все было очень просто, – Глеб привычным жестом провел ладонью по своей гладкой голове. – Я уточнил в багетной мастерской, когда ты приносила картину для смены рамы. Они сверились с записями. Заказ был сделан в течение недели, а у нас она отсутствовала недели три. Плюс даты. Если ты писала копию именно в этот период, то прибавим время на то, чтобы просохло масло, время на транспортировку, и, когда картина всплыла на рынке, – все сошлось.

– Шерлок Холмс тебе в подметки не годится. Ты всегда был очень умным, Глеб. Наверное, именно это в тебе меня когда-то и покорило по-настоящему.

– Разве не деньги? – он был беспощадно прямолинеен.

Но это не ранило. Впервые за долгое время у них получался разговор. И за прошедшие полчаса Еву не покидало ощущение близкого человека. Тяжело было рассказывать лишь о последнем дне Ники, все остальное – легко. На удивление легко. Оно лилось, лилось, лилось… и приходило облегчение.

– Деньги, конечно, сыграли свою роль, – она была так же прямолинейна. – Но если бы дело касалось только их, поверь, у меня были другие варианты. Только я выбрала тебя и… можешь мне верить или нет, но я никогда тебе не изменяла, Глеб. Никогда.

– Я должен тебя за это благодарить? – теперь усмехнулся он.

– Нет. Просто знать. Как оказалось, для меня это важно – чтобы ты знал. Если быть до конца откровенной, этим летом я была близка к измене, очень близка, но это от отчаянья. Отчаянье – плохой советчик.

Они снова помолчали. Ветер за окном не утихал, часы на полке показывали начало первого.

– Ты мне найдешь хорошего адвоката?

– Нет.

– Почему? – голос Евы дрогнул, она не ожидала отказа.

– В этом нет надобности.

– Думаешь, те люди не исполнят свою угрозу? Это очень серьезные ребята, и у них отработанная схема. Они устроят мою показательную порку в назидание другим, можешь не сомневаться, а сами выйдут сухими из воды.

– Для этого им вначале придется получить согласие на экспертизу нового владельца картины, что не так-то просто.

– Думаешь, новый владелец предпочтет не знать правды и засунет голову в песок, как страус? Я слышала, картина ушла за немыслимые деньги. Не очень приятно будет узнать, что это всего лишь подделка.

– Ева, картину купил я.

– Ты?!

От неожиданности она вскочила на ноги и замерла. Посмотрела на мужа. Хотела что-то сказать, но слова не шли, и Ева начала водить в воздухе руками, пытаясь себе помочь. Палантин соскользнул с плеч и упал на пол. Горло сжал спазм.

– Да, я. «Парусник» лежит у меня в офисе, – тихо ответил Глеб, не спуская глаз с жены.

А она стояла перед ним и продолжала чертить в воздухе странные фигуры, он смотрел на ее руки, кисти с длинными пальцами. На одном из пальцев тускло блестело тяжелое обручальное кольцо.

– Почему? – наконец прошептала Ева.

– Ты моя жена. Ты и так уже наделала непоправимых ошибок. Но эта…

Он не продолжил. Да и не надо было. Что-то, что сжимало горло Евы, вдруг разжалось, и она издала крик, а потом зажала, запечатала обеими ладонями губы. Смотрела на Глеба, смотрела и не верила. Он знал, что картина поддельная, он понял гораздо раньше ее, какая это ловушка, и выкупил «Парусник», потратив кучу денег. Он ее спас. Слезы заструились по лицу, горячие, жгущие слезы. Было невыносимо больно. Так же, как когда погиб Ники.

Руки бессильно упали.

– Я тебя потеряла, да?.. – прошептала Ева.

Он встал, подошел и внимательно посмотрел на ее заплаканное лицо.

– А тебе так страшно меня потерять? – голос Глеба звучал напряженно.

– Очень, ты даже не представляешь насколько.

– Даже если я выделю тебе хорошее содержание?

– Даже если…