Скобелев, или Есть только миг…

– Полководец всегда рассчитывает на удар там, где его не ждут, Государь. В данном случае я надеялся, что генерал Ганецкий примет мою демонстрацию за направление решающей атаки.

– В знак уважения к вашей личной храбрости я возвращаю вам вашу саблю.

– Благодарю, Ваше Величество, – паша склонился в глубоком поклоне.

В то время как происходила эта театральная церемония, Дмитрий Иванович Скобелев прискакал к сыну. Оба генерала были молчаливо обойдены приглашением к царскому завтраку; но старику стало известно, что сын утром испросил аудиенцию и был принят императором.

– Унижался? – загремел Дмитрий Иванович, едва переступив порог. – Сапоги царские лизал, а что вылизал? Вот что! – он повертел фигой перед надушённой и любовно расчёсанной бородой сына. – Тебе сам Османка руку тряс, а хрен вам вместо праздничка, хрен с редькой, ваше превосходительство!

– Хрен с редькой – тоже неплохая закуска, – улыбнулся Михаил Дмитриевич.

Он был в мундире при всех регалиях и вместе с парадно одетым Млыновым деятельно накрывал на стол. Столь же парадный Куропаткин молча поклонился разгневанному генералу.

– Празднуешь? – презрительно отметил Дмитрий Иванович. – Унижение водкой заливаешь?

– Не унижение – победу, – улыбнулся сын. – А какую, сейчас узнаешь. Готово, Млынов? Зови.

Млынов вышел. Скобелев критически обозрел стол.

– Наливай, Алексей Николаевич. Первый тост – стоя.

Куропаткин едва успел разлить шампанское, как Млынов пропустил в комнату порученца.

– Доброе утро, господа, – сказал Мокроусов, с некоторым удивлением оглядывая накрытый стол и парадных командиров. – Звали, Михаил Дмитриевич?

– Возьми бокал. – Скобелев обождал, пока разберут шампанское, расправил бакенбарды. – Сегодня утром Государь изволил произвести тебя в офицеры и повеление о сём уже подписано. За здоровье подпоручика Мокроусова! – он залпом осушил бокал, достал из кармана погоны и протянул их Федору. – Носить с честью. И чтоб завтра представился мне по всей форме.

– Благодарю, Михаил Дмитриевич… – растерянно начал было Мокроусов.

– Ну, уж нет! – вдруг сердито прервал генерал Скобелев-старший. – Кончился для тебя Михаил Дмитриевич, понятно? Отныне он тебе – ваше превосходительство. Так-то, подпоручик, и дай я тебя расцелую на счастье!..

Глава десятая

1

Осень 1877 года выпала затяжной и холодной, зима обещала сильные морозы и обильные снегопады, а русская армия была разута и раздета: по всей логике надлежало перейти к обороне, перезимовать и весною возобновить боевые действия. Внимательно следивший за ходом этой войны германский канцлер Бисмарк[52], исходя из этой логики, приказал убрать со своего рабочего стола карту Балканского театра русско-турецкой войны.

– Она не понадобится мне до весны.

Вскоре после этого личный представитель главнокомандующего Александр Петрович Струков, наконец-то произведённый в генералы, по личному поручению своего захворавшего непосредственного начальника докладывал высшему командованию русской армии общий замысел зимней кампании.

– Его Высочеством принято решение преодолеть Балканы, когда противник, да и весь мир, этого не ожидает. Колонна генерала Гурко должна наступать на Софию. Через Иметлийский перевал в скором времени пройдёт генерал Скобелев-второй для действий против группировки Весселя-паши. Для обеспечения этих ударов формируется Траянский отряд под командованием генерала Карцева с задачей прорваться через Траянский перевал.

Гурко преодолел Балканы, победив турок, снега, вьюги и морозы, и вступил в Софию к великой радости всей Болгарии. Чего это стоило его войскам, красноречиво говорит личная депеша великого князя главнокомандующего, адресованная непосредственно брату, российскому Императору Александру II: «…за время форсирования Балкан русская армия окончательно осталась не только без сапог, но и без шаровар. Умоляю Ваше Величество…»

Колонна генерала Скобелева прорвалась через Иметлийский перевал, не испытывая подобных трудностей, поскольку вся была одета в добротные белые полушубки. Обрадованный этой вестью Дмитрий Иванович тут же подписал все розданные Млыновым долговые обязательства, не забыв, правда, красочно выругать предусмотрительного, но не в меру щедрого сына.

28 декабря произошло решающее сражение возле деревень Шипка и Шейново. Войска генерала Скобелева внезапно, без артиллерийской подготовки начали атаку и, умело маневрируя, соединились с войсками генерала Святополк-Мирского. Армия Весселя-паши оказалась в полном окружении и после некоторых колебаний сложила оружие. Русские взяли двадцать две тысячи пленных с восемьюдесятью тремя орудиями. Путь в южную Болгарию был открыт.

Победа была настолько впечатляющей, что великий князь Николай Николаевич скрепя сердце приказал Михаилу Дмитриевичу лично доложить ему об этой операции. Скобелев немедленно прибыл в ставку, где его первым встретил Струков.

– Наконец-таки сообразили, что тебе давным-давно пора генеральскую форму носить, Шурка, – улыбнулся Михаил Дмитриевич, обнимая Струкова. – Пойдёшь ко мне авангардом командовать? Вместе коней в Босфоре искупаем.