Читаем Скобелев, или Есть только миг… полностью

Скобелев коротко повторил главное, стремясь заронить в князе ту идею, к которой пришёл сам. Как Шаховской, так и его начальник штаба сразу поняли предполагаемый манёвр, но Алексей Иванович пока размышлял, а Бискупский не решался высказывать своё мнение ранее непосредственного начальника.

– Коли правильно понял, то придётся мне в бою делать захождение правым плечом?

– Непременно, Алексей Иванович. Именно этот манёвр…

– Обожди с манёвром, – вздохнул князь. – Не манёвры тут – сражение. Под картечью солдатики мои захождение-то начнут, под картечью и кончат. Кому, конечно, повезёт… Скольких на сём положу безвинно и, боюсь, бессмысленно?

– Я прикрою ваше захождение артиллерийским огнём с фланга. Приказ командиру батареи уже отдан.

– Самоуверен ты, Михаил! – укоризненно вздохнул Шаховской. – Доложиться не успел, а уж за меня все и решил.

– Потому что истинно чту вас, Алексей Иванович, – горячо сказал Скобелев. – Не чин, не возраст, не княжеское достоинство – воина в вас чту.

– А ты, оказывается, и льстить умеешь.

Скобелев ничего не ответил, уже сожалея о своём порыве. Наступило короткое молчание.

– Я не сомневаюсь, что Михаил Дмитриевич сделает все возможное, чтобы облегчить нам перестроение в ходе боя, – осторожно начал Бискупский. – Идея заманчива, рискованна, но – достижима. Однако считаю необходимым напомнить вашим превосходительствам, что она в корне противоречит основному содержанию приказа командующего штурмом генерала Криденера.

– Приказ один: взять Плевну, – возразил Скобелев.

– Не совсем так, – вздохнул Бискупский. – По плану основной удар Криденер наносит силами колонн Вельяминова и Шильдер-Шульднера, вспомогательный – войсками Алексея Ивановича. Вы же предлагаете рокировку, при которой Криденеру выпадает на долю честь вспомогательного удара. Учитывая его характер…

– Учитывая его ослиное упрямство, Криденеру ни слова об этом не говорить, – перебил Шаховской. – Пусть соображает в ходе боя, если вообще способен к соображению.

– Простите, ваше сиятельство, я позволю себе все же несколько слов относительно особенностей характера барона Криденера, – с холодной настойчивостью продолжил начальник штаба. – Он не только болезненно самолюбив и невероятно упрям: он страдает гипертрофированным тщеславием.

– Какое мне дело до его скверного характера! – фыркнул Шаховской. – Я не собираюсь выдавать свою дочь за его сына.

– Но вы лишаете его лавров победителя Османа-паши, – улыбнулся Бискупский. – И он скорее проиграет сражение, чем уступит эти лавры вам, ваши превосходительства.

Оба превосходительства молчали, прекрасно понимая, что помешать Криденеру выиграть сражение способно множество обстоятельств и прежде всего – сам Осман-паша. Но помешать барону проиграть это сражение не способен никто.

– Обращаю ваше внимание и на оперативную сторону плана Михаила Дмитриевича, – сказал, помолчав, Бискупский. – После захождения левым плечом между нашими силами и колонной Вельяминова образуется оперативная брешь.

– Турки не рискнут воспользоваться ею, – убеждённо сказал Скобелев. – Я скую их беспрерывными атаками.

– Да поймите же, Михаил Дмитриевич, что Криденер – не вы! – почти с отчаянием воскликнул Константин Ксаверьевич. – Вы привыкли к манёвренному бою, вас не пугают ни фланговые обходы, ни даже вероятность окружения. А Криденер всю жизнь воевал на ящике с песком, точно исполняя предписанные рекомендации. Он панически боится дырок, и первое, что он сделает, – прекратит штурм Гривицких редутов. И Осман-паша…

– Осман-паша – не барон, – хмуро уточнил Шаховской.

– Вот именно. И, не обладая свойствами барона, паша тут же снимет свои войска из-под Гривицы и всей мощью ударит ими прежде всего по вашему отряду, Михаил Дмитриевич.

– Ну, это ещё бабушка надвое гадала, – буркнул князь. – Штаб – рассудок, а бой – вдохновение. И я в него верю. Не в своё, разумеется, не в себя, – в этого синеглазого искусителя верю, – он тепло улыбнулся Скобелеву.

– Наполеоном, поди, бредишь?

– Наполеоном брежу, а у Суворова учусь.

– Хорошо ответил. Так вот, Константин Ксаверьевич, манёвр этот – суворовский. А посему немедля востребуйте обещанный нам Коломенский полк и – на позиции. Лично за манёвр отвечаешь. – Дождался, когда Бискупский ушёл, крепко обнял Скобелева. – Спасибо, орёл. За дерзость спасибо, за доверие, за голову твою бесценную. Береги её, она ещё ой как России пригодится!

«Золотой старик, – растроганно думал Скобелев, возвращаясь к отряду. – Ни о карьере, ни о славе, ни о гневе государевом не помышляет – только о победе. Вот бы с таким полководцем…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии