Читаем Скобелев, или Есть только миг… полностью

Драгомиров промолчал, понимая, что Иолшин упустил из рук командование не по своей вине, но скрыл неудовольствие. Хотел сказать помягче, но Скобелев ничего скрывать не умел.

– Дорогу строите? – резко спросил он. – Похвально. Только от посыльных чуда не ждите: тот, кто пришлёт их, три часа в бою был. Это вам не под обрывом сидеть.

– Извините, генерал, не знаю, в какой должности вы здесь пребываете, но я просил бы вас… – покраснев, раздельно начал Иолшин, но Драгомиров мягко остановил его:

– Потом, господа. Главное – обстановка.

– Разрешите исполнять должность? – громко, с вызовом спросил Скобелев.

– От посыльных и вправду толку мало. – Михаил Иванович вздохнул, с неудовольствием покачав головой. – А вы, кажется, обещали бешмет надеть?

– Прятать русский мундир оснований не имею, – проворчал Скобелев. – Ни под бешметом, ни под обрывом.

И, поклонившись, быстро пошёл берегом к левому флангу. К отряду капитана Фока.

В самом устье Текир-Дере убитых было немного. Ещё издали генерал опытным взглядом оценил крутизну скатов и подивился, что потери невелики. Участок располагал на редкость удобным для обороны рельефом, но турки скверно использовали это преимущество. «Тут, кажется, повезло», – отметил про себя Скобелев и стал подниматься на обрыв там, где поднимались солдаты. И, пока лез, думал, что повезло удивительно: штурмовать такую крутизну было все едино, что крепостную стену. А когда поднялся и внимательно огляделся, понял, что малое число убитых под обрывом не следствие тактического недомыслия турок, а результат быстроты, решительности и отчаянной отваги русских солдат и офицеров. Генерал стоял сейчас на том месте, которое Фок удерживал в течение трех часов. Сюда отжимали его турки, и отсюда, с края обрыва, он вновь и вновь бросался вперёд, шаг за шагом расчищая путь. Каждый аршин здесь стоил крови, и трупы громоздились друг на друге, покрывая эти аршины. Генерал перешагивал через мёртвых, повсюду слыша проклятия и стоны умирающих, и земля, пропитанная кровью, тяжко хлюпала под его сапогами. Скобелева трудно было удивить полем боя – он сам ходил в штыковые и водил за собою казачьи лавы, – но то, что он видел сейчас, было за гранью человеческих возможностей. Он шёл и считал убитых, и по беглому подсчёту получалось, что на каждый русский штык тут приходилось свыше двух десятков турецких. «Как же вы устояли? – с болью думал он. – Ах, ребята, ребята, досталась вам сегодня работка, какой и врагу не пожелаешь…»

К тому времени турки, перестроившись, вновь открыли огонь со всех высот, но к более активным действиям пока не переходили. Пули свистели вокруг генерала, вонзаясь в уже мёртвых и добивая ещё куда-то ползущих, но Скобелев шёл, не убыстряя шага и не пригибаясь. Только смотрел теперь не на поле боя, а на высоты, по плотности огня определяя линию вражеского фронта, расположение командных пунктов и даже стыки между отдельными частями.

Так он вышел к стрелкам капитана Фока. Левый фланг их упирался в глубокую промоину, правый смыкался с расселиной Текир-Дере, и генерал с удовольствием отметил продуманную тактическую безупречность позиции.

– Молодец, – сказал он Фоку. – А за ночь – вдвойне молодец. Я видел твою работу.

– Отбиваться буду огнём, – с непонятным ожесточением объявил капитан. – Ставлю о том в известность, так что насчёт экономии патронов – извините.

– Есть кому сдать командование участком? – помолчав, спросил генерал.

Фок отрицательно покачал головой. Обычно Скобелев обращался к офицерам запросто, на «ты», любил такое обращение, но сейчас чувствовал некоторое неудобство.

– Временно поручите унтеру – и в лазарет.

Фок вновь отрицательно покачал головой. Он стоял перед генералом, расставив ноги, чтобы не упасть. Левую руку ему кое-как перевязали солдаты, но от потери крови и нечеловеческой усталости его до сей поры бил озноб.

– В лазарет нужно всех. А всех нельзя, значит, будем ждать смены.

– Всех нельзя, а вам надо.

– А они что, механизмы? – Фок насильственно усмехнулся. – Извините, ваше превосходительство, мы тут устали немного. Хорошо бы щёлочи моим механизмам, при оружии состоящим.

– Чего?

– Водки, ваше превосходительство, водки. Либо всем – полную смену, либо – двойную винную порцию.

– Хлебните, – Скобелев достал из кармана фляжку.

Фок облизнул пересохшие губы.

– Благодарю, ваше превосходительство, только на всех нас вашего коньяку не хватит.

– А вы – солдат, капитан, – тихо сказал Скобелев. – Первый резерв вам на смену отправлю.

– Не торопитесь обещать, – Фок снова через силу усмехнулся. – Вы ещё у Григоришвили не были, Остапова не видали.

– Вы правы, – сказал генерал. – Надеюсь на встречу в будущем. Не провожайте.

– Благодарю, – буркнул Фок и, не дожидаясь ухода генерала, сел на землю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии