Благополучно переправился и командир первого эшелона генерал-майор Иолшин. Вместе со штабными офицерами он сидел под обрывом и страдал от бездействия: руководить боем в такой неразберихе было немыслимо.
Турки ожесточённо атаковали Остапова. Поредевший в схватках отряд его, пополненный пластунами и частью гвардейских офицеров полковника Озерова, упрямо держался за виноградники, перерезав дорогу к Текир-Дере. Капитану пуля раздробила коленную чашечку; он лежал в пыли на дороге, собрав вокруг себя раненых, и, страшно ругаясь, отбивал атаки расчётливыми ружейными залпами. Командование отрядом принял Озеров.
– Только не вздумайте стрелять, полковник, – скрипя зубами от боли, сказал Остапов: ему очень хотелось ругаться, он грубил, но в присутствии старшего все же воздерживался. – Извольте штыками их, штыками!
– Я слышал об этом приказе, капитан. Держите дорогу.
– Ну, уж тут-то они только по трупам: мне ногу перебило. А вот вам придётся побегать.
– Медицина утверждает, что это полезно для здоровья, – усмехнулся Озеров, уходя в цепь.
– Стрелять разрешается только раненым! – прокричал вдогонку Остапов. – Только тем, кто уж и на ногах-то не стоит! Слышите, гвардия?..
Но время текло своим чередом, и как ни внезапен был русский удар, турецкое командование в конце концов разобралось в обстановке. Из трех наиболее активных очагов сопротивления самым неустойчивым им показался участок Фока. И туда, на его измотанных, израненных и немногочисленных стрелков, турки и бросили подошедшие из Вардина свежие резервы.
2
Брянову не повезло с самого начала: понтон закрутило на быстрине с особой затейливостью, развернув в обратную сторону. Гребцы, привставая на скамьях, всей тяжестью налегали на весла, и три весла в конце концов не выдержали, одновременно хрустнув пополам: потерявший управление понтон потащило по течению. Пока гребцы разбирались с вёслами, чтобы уровнять количество их с обеих сторон, судно успело уйти далеко вниз, потеряв всякую связь с соседними понтонами. Когда наконец-таки приткнулись под обрыв, спускавшийся в этом месте к самой воде, в устье Текир-Дере и на высотах вокруг уже кипел безостановочный бой.
Здесь пока не стреляли, терять время на подъем и завязывать бой в стороне от своих было бессмысленно, и Брянов повёл солдат вверх по течению под защитой обрыва.
Все громче слышалась стрельба и дикие крики атакующих аскеров. Брянов порою переходил на бег, неотступно думая о том, как поведут себя в бою его люди. На бегу поскользнулся, и тут же кто-то подхватил его сильной рукой.
– Осторожнее, ваше благородие.
Это была мелочь, пустяк, обычная товарищеская услуга, но Брянов почему-то сразу поверил, что все будет хорошо. А бой приближался с каждым шагом, над головою уже слышался свист пуль, с обрывов доносились дикие крики и лязг оружия. Тут ещё неожиданно сверху с шумом скатились двое солдат в изодранных окровавленных рубахах, но без оружия.
– Стой! Кто такие?
– Свои, не видишь? – задыхаясь, прохрипел один из них, но тут же узнал офицера. – Виноват, вашбродь! Раненые мы. Ох, ломит турка, ох, ломит!..
– Откуда?
– Стрелки капитана Фока. Жмёт турка, вашбродь!..
– Поднять меня на обрыв!
Десятки солдатских рук тут же подняли его. Он уцепился за корни, нащупал носками сапог расселину и полез наверх. Лез и думал о Фоке и его стрелках, что дрались здесь все то время, пока он бежал под защитой обрыва. Ему хотелось крикнуть, что он рядом, что ведёт помощь, но подъем отнимал все силы и на крики уже не оставалось дыхания. Он выбрался наверх, вскочил и в нескольких шагах от себя увидел турок. Они ещё не заметили его, Брянов мог бы упасть на землю и подождать, пока поднимутся его солдаты, но тут же в сумраке, в огневых вспышках он увидел Фока: собрав вокруг себя стрелков, капитан отчаянно отбивался от наседающих аскеров.
– Иду, Фок!.. – все-таки крикнул Брянов.
Никого не дожидаясь, он бросился в свалку. Ударил саблей одного, с выпадом ткнул другого и вдруг почувствовал, как его отрывают от земли. Не ощущая боли, уже поднятый на воздух, уже распятый девятью турецкими штыками, он рубил саблей, пока эти штыки не отбросили его к краю обрыва. И услышал отчаянный крик всегда спокойного фельдфебеля Литовченко:
– Капитана убили! Бей их, мать-перемать!..
Внезапный удар бряновцев во фланг атакующих турок не только спас стрелков, но и позволил им перейти в атаку. Опираясь на солдат, которых вёл за собой осатаневший Литовченко, Фок отбросил турок на прежние позиции. И впервые за эту ночь сел на липкую от крови землю, задыхаясь и бережно ощупывая изрезанную штыками левую руку. Он отбивал ею выпады аскеров в бою.
– Ваше благородие…
Фок поднял голову. Перед ним стоял незнакомый фельдфебель.
– Ваше благородие, разрешите обратиться!
– Ты кто?
– Фельдфебель Литовченко, вашбродь. Бряновцы мы.
– Спасибо за помощь, бряновцы.
– Ваше благородие, дозвольте отлучиться. Дозвольте товарища вынести.
– Раненым не помогать. Ты что, фельдфебель, приказа не знаешь? Пусть санитаров ждут, у меня каждый штык на счёту.
– Да не раненый он, вашбродь. Он убитый. Дозвольте…
– Тем более. Ступай.