Читаем Скобелев, или Есть только миг… полностью

– Вали все на меня, – буркнул Скобелев. – Состоять в царской немилости для меня дело привычное. Ну, назад, в Туркестан, отправят или на Кавказ – эка важность!

– А если в отставку?

– Тоже неплохо. Тогда я гласом болгарского народа вплотную займусь.

Ясный намёк Струкову настроение не улучшил. Он искренне привязался к порывистому и яркому герою Балканской войны, столь энергично поспособствовавшему его карьере, ценил саму карьеру, не обладал опытом царских немилостей и очень не хотел таким опытом обладать. А расследование шло своим чередом и в конце концов вывело на казачьего есаула, мимо которого как-то ночью проследовали два генерала в сопровождении адъютанта и казака-коновода.

– Узнал их? – спросил Александр Петрович, лично вызвав казачьего офицера.

– А это – как сложится, – туманно ответил есаул. – Надо будет – припомню, а нет – так самому же легше.

Казачий офицер дураком не выглядел и явно намеревался поторговаться. Однако Струков пока держал его на крючке, очень надеясь, что главнокомандующий в конце концов забудет об этом происшествии в суёте своих парадных экзерсисов. Однако Николай Николаевич о возможностях устроить пакость никогда не забывал, и при первой же встрече сказал Скобелеву:

– Ты у меня на подозрении, а посему командовать парадом не будешь.

Скобелев ушёл, испытав большое облегчение, поскольку парадные обязанности всегда его тяготили. И неизвестно, как бы повернулась вся эта история, если бы личный представитель Государя прибыл позже доклада Струкова. Но он прибыл до него, и главнокомандующему оставалось лишь развести руками.

– Что ж, я от всего сердца поздравляю генерала Скобелева со столь высокими милостями моего брата.

Милости и впрямь были высоки. Звание генерал-лейтенанта, пожалование генерал-адъютантом, шпага, ножны которой украшены бриллиантами, и назначение на должность командира 4-го корпуса. Кто именно столь лестно, своевременно и удачно доложил Александру II об особых заслугах генерал-майора Скобелева на последнем этапе войны, осталось тайной, но высокий покровитель был явно из числа тех немногочисленных высших сановников, которые отдавали должное Белому генералу.

Теперь Михаил Дмитриевич оказался надёжно прикрытым от неудовольствия Николая Николаевича, но раздражение великого князя от этого не пошло на убыль. А Струков задерживал доклад, сколько мог, и случилось так, что услужливые приближённые главнокомандующего добрались до казачьего есаула без ведома Александра Петровича. Есаул был себе на уме, учитывал милости, пожалованные Государем Скобелеву, а посему из всей четвёрки всадников, нарушивших демаркационную линию, припомнил только генерал-майора Струкова.

– А ведь так предан дисциплине, – озадаченно вздохнул Николай Николаевич, имея в виду собственного любимца.

Под дисциплиной в данный момент он понимал самого себя. И очень огорчился, поскольку и впрямь привязался к Струкову, если привычку к подчинённому можно назвать привязанностью к нему.

Расставаться с ним великому князю не хотелось, портить ему карьеру – тоже не хотелось, и главнокомандующий решил ограничиться серьёзным внушением, дабы не навредить Струкову и сохранить собственное лицо. Так бы оно и случилось, если бы Александр Петрович обладал хотя бы малым опытом спокойного восприятия царских неудовольствий. Но беда была в том, что он куда в большей степени обладал опытом придворной интриги, несмотря на бесспорную личную отвагу и столь же бесспорное боевое мастерство. И когда великий князь вызвал к себе Александра Петровича всего лишь для отеческого внушения, вышеуказанный опыт и сработал в нем в первую очередь.

– Повинную голову и меч не сечёт, Ваше Высочество, – бодро и чуть ли не с улыбкой начал Струков, едва появившись пред очами главнокомандующего. – Дерзким нарушителем вашего повеления оказался я, но потому лишь, что генерал Скобелев не дал мне времени доложить вам о его приглашении прокатиться к Босфору. И молчал я до сей поры тоже по его просьбе.

– И сознаваться он тоже тебя попросил? – резко перебил Николай Николаевич.

– Я не сознаюсь, Ваше Высочество, – очень доверительно сказал Струков, мгновенно уловив намёк в словах великого князя. – Я докладываю светлейшему брату моего императора.

– О чем ты докладываешь, Струков? – нахмурился главнокомандующий, слегка запутавшись в изящных поворотах разговора. – О грубейшем нарушении дисциплины?

– Никак нет, Ваше Высочество, – Струков счёл нужным таинственно понизить голос. – Я докладываю о тайной подготовке генерал-лейтенанта Скобелева-второго к государственной измене.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии