Скиф

Пусть не сразу, потому, что номады не поняли приказа капитана, чуть позже, когда они получили амфору с хорошим гераклейским вином и свиной окорок, скифы успокоились и под завистливыми взглядами солдат и матросов начали пировать.

Вспыхивали золотом в лучах солнца, начинающего склоняться к западу, украшения на спящих скифах. Может, номадов сморило от вина, а может, от качки, но никто из них не оказал сопротивления гоплитам. Скифы были разоружены, ограблены, раздеты и прикованы к скамейкам на нижней палубе.

* * *

Триера, покачиваясь на волнах, уверенно шла вперед под парусом и на веслах. Ветерок еле чувствовался, а парус выпячивался вперед и тут же опадал, полоскался в воздухе. Весла ритмично ударяли по воде, заглушая звуки флейты.

Келейст — судовой тюремщик, гроза невольников-гребцов, не расстающийся с сыромятным бичом, пропитанным человеческим потом и кровью, улыбался. Наконец-то триерарх взялся за ум и пленил наглых скифов! Вздохнув полной грудью, он спустился на нижнюю палубу, чтобы продолжить свою работу — подгонять лентяев-гребцов. Вскоре даже в каюте триерарха стали слышны удары бича и болезненные стоны, вырывающиеся из охрипших глоток.

Только Авасий беззвучно терпел побои: гнетущая боль сдавливала ему грудь и щемила сердце. Все, о чем он мечтал, вдруг рухнуло в одночасье. Теперь он — раб, и жить ему, если верить келевсту, осталось не долго.

* * *

Вечерело. Ночь затягивалась нежной дымкой таинственной грусти. Триерарх Тинних вышел на палубу полюбоваться восходящей луной. На триере зажглись огни, а весла по-прежнему ритмично вспенивали морскую воду…

Глава 30

Боспорское войско медленно ползло по степи. Далекое там казалось близким, близкое — далеким, и не было ничего достоверного, кроме ночи, холода и колючего ветра.

Старая дорога огибала холмы, петляла на дне извилистых оврагов и зияла, как шрам, на степных просторах. Посвистывал ветер, гнал темные, закрывающие звезды и луну тучи. С полночи степь вокруг накрыл туман. Идти стало еще труднее, и лишь к рассвету, подгоняемый холодом, туман рассеялся. Всходило солнце. Большое, красное, оно быстро растопило иней, укрывавший степную траву и ковыли.

Левкон — безусый юноша с редкой бородкой, кареглазый, с кучерявыми черными волосами, непослушно выбивающимися из-под мехового башлыка, он ехал не первым и не верхом, как обычно делал его отец Сатир. Юноша сидел на козлах обозного возка и молился Деметре о здоровье своего спасителя.

Со слов возницы, защитника звали Фароатом, и был он вождем одного из скифских племен. Сам возница назвался Лидом. Будто бы господин — тот скиф, что сразил метким броском дротика предателя Гнура, и приставил его служить сармату, чтобы раскрыть измену. Левкон видел, как скиф смело, вопреки молодости и хрупкому сложению, атаковал убийцу. И ранил его так сильно, что страже не составило труда убить богатыря. Царевич надеялся узнать больше о своем спасителе от него самого. На скифе не обнаружили ран, и врач сказал, что его беспамятство скорее вызвано ударом по голове и скоро пройдет.

На заре войско остановилось, задымили костры. Пришел хилиарх — командир гоплитов. Явился, тяжело ступая, менее корыстный, чем свора прочих сподвижников отца, оставшихся в Пантикапее. Как всегда, седовласый воин, верно служивший Спартокидам всю сознательную жизнь Левкона, был облачен в грубый хитон, опоясан потертым ремнем без всяких блях и побрякушек и обут в простые кожаные сандалии. Царевич знал, что отец ценил Андроника за ум и бескорыстие. Ведь только Андроник отказался от управления над частью царства, выделяемой другим военачальникам. А при Сатире так повелось — каждый правитель обширных областей у полисов Парфения, Мирмекий, Тиритаки, Пимфей, Акры, Китей и Киммерика управлял и войском. Левкон уважал наставника, обучавшего его военному искусству с детства, и, поймав взгляд хилиарха, улыбнулся в ответ.

— Привет Левкону, — сказал Андроник, снял с головы шлем, украшенный черным конским хвостом, и остановил выжидательный взгляд на лице юноши.

Андроник любил молодого царя, но считал, что с бременем власти, по воле богов упавшим на его плечи, юному Спартокиду не справиться.

— Андронику привет, — ответил Левкон, искренне радуясь визиту наставника.

— Мы потеряли сотню обученных воинов, и я не хочу больше терять людей. Живым же нужен царь. Пошли со мной, гоплиты увидят наследника Сатира, и их боевой дух поднимется.

Левкон слез с облучка и пошел рядом с Андроником, с удовольствием разминая ходьбой гудящие ноги. Они не успели отойти далеко от обоза, как к ним подбежал Исократ — этот гоплит часто стоял на страже у палатки царя, и Левкон запомнил его. Увидев командира, стражник остановился, в смущении поглядывая на молодого царя.

— Рассказывай, — приказал Андроник вытянувшемуся в струнку солдату.

— Хилиарх, мы видели в степи всадников!

«Дети собак», — тихо выругался старый воин и приказал тушить костры. Всадниками в степи могли быть только меоты Тиргатао. И если они до сих пор не напали, то тем более стоит не терять бдительности и стремиться к скрытности.