Мы приблизились к броневику. Я впустил в него Грума. Он едва туда протиснулся. Сам остался с наружи смотреть по сторонам. Неся на плече брата, он вылез. Знаком я велел ему идти пока без меня. Я залез обратно, выбрал мину с режимом подрыва замедленного действия. Здесь вроде ничего сложного. Выкрутил реле на четыре часа вперед, и активировал. Достал гранату из кармана, положил рядом. Ни к чему она мне, пользоваться ей всё равно не умею. Вышел следом за Грумом. Он ждал меня уже за лазом. На другом плече у него был автоматчик. Я помотал головой, но ничего говорить не стал. Пока мы шли в поле, не выдержал.
— Есть человечину нельзя. — он посмотрел на меня как умалишённого.
— Я его зарою. Никто не найдёт.
— А ну тогда ладно.
Прогулка ночью по поле с Грумом и его двумя трупами на плечах, была для меня страшнее, чем вся операция с проникновением в здание бывшего клуба. Яра ждала нас в поле, как и обещала. Она выросла из травы внезапно. Внезапно для меня. Грум то наверно её чуял и шёл намеренно к ней.
— А это ещё кого вы приволокли. — она строго уставилась на меня, своими пронзительными серыми глазами, их блеск я видел даже ночью.
— Это не, это его затея. — показывая на Грума, быстро перевёл я стрелки.
— Он нам мешал. — рыкнул Грум.
Немой укор был ему ответом. Взяв обещание с Грума, что он похоронит брата, как полагается на священной земле, близ лысой горы — Яра отпустила его. На прощание Грум, положил мне руку на плечо.
— Я оставил след на твоей груди. Теперь ты всегда сможешь придти ко мне, как к брату и я тебя не трону. Носи медальон, не снимая. Теперь я убедился сам, ты достоин его.
Грум развернулся и бегом направился к лесу. Мы не спеша пошли домой к Яре. Она усадила меня на диван. Дала большую чашку чая. Но руки мои слегка тряслись от мондража. Может от той трубы, когда я спускался. Перенапряглись. Да и слишком много всего за раз приключилось. Ночь опять же на дворе. Не время для занятий добрыми и светлыми делами. За пределами дома уж точно.
— Он что его, есть будет? — наконец осмелился спросить я, этот вопрос меня долго мучил.
— Нет, есть не будет. Ему только глаза нравятся и языки. А есть он его не будет. В лесу зверя и так немало.
Моё лицо наверно приобрело другой цвет. Потому что Яра добавила, что это была шутка, чтобы я расслабился. Я на самом деле расслабился. В открытую форточку, с другого конца деревни донёсся мощный взрыв. Окна задребезжали. Я вскочил как на иголках. Сколько же в броневике, взрывчатки то было? Плюс наверно ещё топливо. Знатный вышел бабах.
— Это точно не Грум устроил. Твоя работа? — я кивнул, она не осуждала. — У тебя глаза стеклянные, может поспать хочешь?
— Очень хочу. Весьма неспокойная у вас деревня. Но сначала надо тёте сказать, что я жив здоров.
— А вдруг тебя заметят соседи. Ты можешь это сказать через кого нибудь другого?
— Чтобы придерживаться легенды моей пропажи без вести?
— Так будет лучше, пока.
— Я что нибудь придумаю. Побудешь со мной до утра?
— Я отойти, конечно хотела, но раз ты боишься оставаться один и в темноте, то могу и побыть.
— Что это такое было у тебя в доме? Когда мы пришли к тебе сюда, оно вот так просто убило двоих из них.
— Это Пуа. Он охраняет мой дом с незапамятных времён. Бабушка научила меня, его не бояться, так он станет другом. Если и ты этому научишься, он тоже станет твоим другом.
— Что для это надо сделать?
— Познакомится. Он очень добрый на самом деле.
Засыпая у неё на коленках, вместо подушки, я вспоминал некто Пуа. Как он улыбался мне с крыши горящего дома. Не лучший образ для спокойных сновидений, но он не выходил у меня из головы. Наверно это потому, что я спал, на вверенном ему в защиту доме. С пробуждением, я не застал Яру. Вместо её колен под головой у меня была подушка. Выглянул в окна, никого. Вышел на веранду, а она на ней. Ходит себе по участку, своими делами по хозяйству занимается. Будто ничего и не произошло. Весь участок лентой огорожен. А она будто не боится, что её увидят.
— Нас здесь увидят. Давай зайдём в дом.
— Никто не увидит. Соседей уже выселили из своих домов. Их участки тоже лентой оцепили. Бояться сами не зная кого.
— Или чего. — негромко сказал я.
— Чего?
— Да ничего, пойду ка я к Михаилу зайду. Может, дома застану.
— А давай, только так я тебя не пущу. — она осмотрела меня, прищурилась. — Раздевайся и в душ.
Я быстро скинул с себя новенький тактический комбинезон, сбегал в душ. Вернулся, она пронесла мне ворох старой мужской одежды и разложила её на полу. Сказала, накопилось в сундуке, ещё от отца, а всё разобрать руки не доходили. Я одел серую льняную рубаху семьдесят шестого года выпуска, почти новую, с ещё живой советской биркой. Конопляные штаны на подтяжках, они были на два года старше рубашки. Третий элемент одежды, Яра выбрала сама, древний не поддающийся исчислению, по происхождению, шерстяной пиджак, цвета дорожной грязи. С четырьмя целыми пуговицами, одна из которых сразу оторвалась, только я за неё взялся.
— У вас тут в каждом доме я смотрю, экспонаты музейные лежат. Нетронутые, временем.