Яра умело прокладывала нашу невидимую тропу. Она предупредила, чтобы я шёл за ней след в след и не ступал за край. Один бы я здесь точно не рискнул пройти. Тем более мы шли без длинных жердей. Что особенно меня смущало. С одной стороны болота начинался лес и мы приблизились к одному его краю. Именно там Яра стала собирать по краю суши, до куда дотянется, маленькие белые цветочки. На фоне чёрной торфяной воды, они выглядели настоящими звездами. От моей помощи она отказалась. Сказала в процессе сбора, их сразу нужно заговаривать, иначе от них не будет никакого толка. Я услышал протяжный вой собаки. Он шёл со стороны топи. Вой повторялся примерно каждые пять минут. Я не хотел её отвлекать от сбора, но любопытство моё не выдержало.
— Болото не большое? — глазами я не видел его края. По траве было не понять.
— Огромное. Отсюда конца не видно. Только если залезть на дерево. Но и тогда ты можешь не отличить его от поля за ним.
— Значит это ветер, так модулирует эхо собачьего воя, что его слышно с болота?
— Это старая история.
— В смысле.
— Сейчас я ещё несколько пучков наберу и полноценно расскажу.
Я дождался, когда она закончит и прилёг на траву, на склоне солнце приятно напекало мне лицо, а лучи, отражаясь от чёрной воды, слепили меня. Вой повторился.
Мне рассказывала бабушка. — она села рядом, и стала завязывать травинками пучки в букетики. — Шёл здесь как то охотник по осени. Смотрит, гуси плавают. Он возьми да убей пару из них. Ждёт, когда собака за ними сплавает. Та не хочет. Ни в какую. Он её и насильно в воду затаскивал и уговаривал по-всякому. Не хочет и всё. Гуси жирные, жалко добычу терять. Крюк смастерил из веток, веревку, что с собой была, привязал за свободный конец и давай забрасывать. Не долетает. Коротка оказалась. Ну добычу жалко бросать. Снял сапоги, разделся. Собака скулит, в воду не пускает. Ну, он её слушать же не станет. Жердь с собой взял естественно, длинную. Веревку один конец. Полез в воду. За одним гусем сплавал, нормально всё. Вода холодная, но терпимо. До второго доплыл, хвать его, да запутался в водорослях. Так и потонул.
— А Собака чего на помощь не пошла?
— А кто её знает, может, боялась чего. Тело охотника сыновья нашли, как и все вещи. Как лежали, так и остались. А вот собака пропала. С тех пор, уже второе столетие слышно её вой на болоте. Бабушка мне велела не ходить сюда одной. А если очень надо, то можно вдвоём и засветло.
Вой повторился и не смотря на припёк, у меня пошли мурашки по коже.
— Ты наверно уже закончила?
— Да помоги сложить в мешочки всё и пойдём, назад. Я себя здесь тоже уютно не чувствую. Особенно по ночам.
— Ты и ночами здесь бываешь? — уставился я на неё.
— Бывает.
— Но зачем!?
— Полыницу, только при полной луне собирают. Ты наверно не знаешь.
— Нет.
— Ну, вот можем возвращаться.
Мы пошли назад, я старался держаться неё, как можно ближе. Мне, не смотря на ясное вечернее солнце, становилось крайне неуютно и неприятно здесь находится. Хоть очевидных и видимых причин я для этого, выявить не смог.
— Лекарство тебе надобно какое? — вдруг спросила она. — Кровь у тебя с молоком и медом, да вдруг хворь, какая есть, а ты не говоришь.
— Я здоров и ни на что не жалуюсь. Есть правда подозрения на кариес, но это дело в городе решу. Не проблема. Да вот тётя моя, хромает на коленку, еле заметно. Не говорит причины. Я допрашивать не стану, раз сама не откроет. Вот.
— Я что нибудь придумаю. Как придём домой.
Когда мы подошли к её дому, солнце садилось за деревню, живо озаряя её последним ярко красным светом. Есть в этом крае своя особенная красота. Её не получится описать на страницах и облечь в слова, можно только украдкой выразить в живописи, но я здесь не мастак. Есть шанс запечатлеть её и на фотографии, для этого тоже должен быть особенный талант, не присущий добрым девяносто пяти процентам, всем современным фотографам. Яра завела меня в дом и принялась искать на шкафу, встав на стул, одной ей ведомые вещи, позвякивая баночками и жестянками. Выудив одну с янтарной жидкостью, она вручила её мне.
— Мухоморная настойка. Не для приёма внутрь. — сразу предупредила она меня. — Пусть вотрёт в ногу, а лучше сразу поставит на ногу компресс на ночь. Три дня подряд перед сном. Должно помочь.
— Премного благодарен. Тётя Оля должна оценить заботу. Хочешь, оставлю в тайне, что это ты мне дала?
— Зачем? Она женщина, и так обо всем сама догадается. Не благодари пока, пусть сначала поможет средство.
— Ладно, напои меня чаем, домой пойду.
Домой Яра отпускать меня не торопилась. Просила меня посидеть с ней, пока она будет перевязывать букеты и развешивать их под потолком на специально растянутую леску. На вопрос, почему она не сушит их, например, в сарае за домом, она отвечала, дом и так полупустой. Места ей одной за глаза хватает. Всё время, в процессе плетения и завязывания узлов она пела.