— Космос состоит из звезд. Это звучит довольно внушительно, но если взглянуть поглубже, трудно сдержать улыбку. И в самом деле — что такое звезды? Огненные шары, подвешенные посреди вековечной ночи. Картина вроде бы патетическая. Но почему? В силу своей природы? Да нет же — единственно из-за своих размеров. Но сами по себе размеры не очень-то много значат. Разве мазня идиота, перенесенная с листка бумаги на бескрайний простор, обретает тем самым значительность?
Размноженная глупость остается все той же глупостью, а ее смехотворность только усиливается. Космос — это каракули из разбросанных как попало отточий! Куда ни взглянуть, чего ни коснуться — сплошные отточия! Монотонность творения представляется мне замыслом наиболее банальным и плоским из всех, какие можно себе представить. Ничто в крапинку, и притом бесконечное, — кто бы состряпал конструкцию столь убогую, если бы ее лишь предстояло создать? Разве только кретин. Ну сами подумайте: взять безмерные пустые пространства и ставить точку за точкой, как бог на душу положит, — можно ли тут усмотреть хоть какую-нибудь гармонию, хоть какое-нибудь величие? Ты скажешь, Вселенная повергает нас на колени? Разве что от отчаяния при мысли, что уже ничего не поправить. Ведь это всего лишь результат автоплагиата, совершенного в самом начале, начало же это было бессмысленнейшим деянием из всех возможных, ибо что можно сделать, имея перед собой чистый лист бумаги, в руке — перо, но не имея ни малейшего понятия, чем этот лист заполнить? Рисунками? Но для этого нужно знать, что рисовать. А если в голове пустота? Если нет ни капли воображения? Ну что ж, перо, прикоснувшись к бумаге, как бы непроизвольно ставит точку. И в состоянии тупой отрешенности, обычной для творческого бессилия, тот, кто поставил первую точку, создаст узор, впечатляющий только тем, что больше на бумаге нет ничего и без особых усилий можно повторять этот узор до бесконечности. Повторять, но как? Ведь точки могут сложиться в какую-нибудь конструкцию. А если и на это ты не способен? При такой немочи остается одно: трясти пером и разбрызгивать чернила как попало, заполняя бумагу случайными крапинками.
При этих словах мудрец взял большой лист бумаги и, обмакнув перо в чернильницу, тряхнул им несколько раз, а затем достал из-под кафтана карту звездного неба и показал ее королю вместе с листом бумаги. Сходство было разительное. На бумаге были разбросаны миллиарды точек — одни покрупнее, другие помельче, поскольку перо иной раз брызгало обильнее, а иной раз пересыхало. А небо на карте выглядело точно так же. Корольглядел со своего трона на оба листа бумаги и хранил молчание.
А мудрец продолжал:
— Тебя учили, государь, что Вселенная — это постройка, изумительная до бесконечности, поражающая величием громадных пространств, расшитых звездами. Но взгляни — разве эта почтенная, всеприсутствуюшая и вековечная конструкция не есть свидетельство крайней глупости, насмешка над разумом и порядком? Ты спросишь, отчего никто доселе этого не заметил? Да оттого, что эта глупость повсюду! Но такая повсюдность заслуживает язвительного, отстраненного смеха уже потому, что смех стал бы предвестником бунта и освобождения. Несомненно, стоило бы в таком именно духе написать Пасквиль на Вселенную, — чтобы этот продукт величайшей тупости был оценен по заслугам, чтобы отныне его сопровождал уже не хор молитвенных воздыханий, но ироническая улыбка.
Король слушал, застыв в удивлении, а мудрец после минутного молчания заговорил снова: