Антон медленно принял сидячее положение и застонал — когда возбуждение от увиденного прошло, боль вернулась с новой силой. Крыса отгрызла хрящ в носу, и дышать было неприятно, к тому же при каждом вдохе лицо жгло огнем. Какие-то теплые мягкие кусочки отвалились от носа. Антон даже не стал на них смотреть. Опираясь руками, он встал. Его шатало, и время от времени сознание «плыло», но идти он мог. Он подошёл к крысе и попытался перевернуть его. Но куда там — при его нынешнем состоянии он и чихуахуа сдвинуть с места не смог бы.
— Ты там? — спросил он, наклонившись над трупом. — Можешь выбраться?
Он видел локоть оторванной руки, выглядывающий изо рта мёртвой твари, но рука не шевелилась. Антон попытался вытащить конечность, но застряла она крепко. Неужели мертва? Как такое может быть, ведь рука же не может умереть, пока её не разорвали на куски? А может, ей после всех злоключений просто хочется покоя?
Антон отпустил руку и встал.
— Ты… держись, — пробормотал он. — Когда всё кончится, мы пришьем тебя обратно к Лене. Будешь как новенькая. Это я обещаю.
«Слишком уж легко ты даёшь слово», — прозвучал в голосе ехидный голос крысы.
Антон посмотрел по сторонам. Три крысиных трупа остывали в холодном фиолетовом тумане — три тёмных бездвижных холма. Стоит ему углубиться в этот туман, и он станет таким же смутным нелепым бугром, возмущением в глади дымки. Ему захотелось побежать назад, к Лене, и взять её с собой, несмотря на её протесты. Просто чтобы не остаться в одиночестве.
Антон был совершенно разбит. Изъеденный нос болел, ноги стали весить по целому пуду — приходилось чуть ли не тащить себя руками за бедра. Он пошёл вперёд, наугад выбрав направление. Где-то прятался монстр, который заправлял этим адским балаганом, и Лена недвусмысленно велела ему убить его. За два года Антон убедился, что эта девушка редко даёт плохие советы.
«Всё дело в размерах».
Что она имела в виду?
Антон плыл по фиолетовому морю, не размышляя ни о чём, поставив себе единственную цель — не останавливаться. Постепенно все тревоги покинули его: он не думал о Лене, о боли в носу, о себе, не боялся опасностей, которые поджидали его. Несколько раз он слышал шорохи и видел какие-то силуэты рядом, но не обращал на них внимания. Единственное, что вызывало дискомфорт — знакомое пузырчатое наваждение, которое само собой рождалось в глубине сознания:
«ФОЛЭМ ВЕЛИК».
Когда мысль всплывала снова, Антон раздражённо мотал головой, и она как будто отступала, чтобы вновь взяться из ниоткуда через минуту. Она атаковала его разум всё чаще и настойчивее. Антону захотелось лечь, закрыть глаза и полностью сосредоточиться на том, чтобы избавиться от неё, но он напомнил себе, что останавливаться нельзя.
«ФОЛЭМ ВЕЛИК».
— Прекрати! — процедил Антон и вдруг будто врезался в невидимую стену. Догадка сверкнула молнией; он выпрямил спину. Оказывается, сам того не замечая, он сгорбился, как старик, мучимый радикулитом.
«Он велик», — внушал Антону покойный серый проводник. Лена говорила, что Фолэм вещает в его голове. Должно быть, незамысловатую фразу из двух слов внушает само это существо. Значит…
Он опять стал перемещаться, но на этот раз не бесцельно, а прислушиваясь к ощущениям. Антон делал несколько шагов вперёд, потом назад, потом в сторону. И эти шаги отзывались изменением в интенсивности отравленного комка, распухающего в разуме. Когда Антон продвигался влево или назад, то чувствовал ослабление навязчивой мысли. Шаги вперёд и вправо, наоборот, усиливали вторжение, заставляя Антона скрипеть зубами. Ему меньше всего хотелось идти туда: он слишком хорошо помнил, в какое жуткое состояние впал в прошлый раз, когда голос в голове одолел его. Но ему нужно было найти источник гипнотизирующего вещания.
Он повернулся вполоборота вправо и стал резать туман своим телом. Первые десять шагов дались легко, а потом мозг стал накаляться и шипеть, как мокрая конфорка, включенная на всю мощь.
Он считал шаги, чтобы отвлечься. Пятьдесят, сто, сто пятьдесят. Каждый новый шаг становился испытанием. Память путалась, разбивалась на осколки под одной гигантской мыслью, которая вытесняла всё остальное из головы, но Антон честно пытался противостоять захватчику.
«ФОЛЭМ ВЕЛИК».
Конечно, велик; кто он такой, почему думает, что может с ним потягаться? У него целая армия рожденных им тварей, которая порвёт его в клочья; с каждой похищенной женщиной его могущество нарастает, и рано или поздно он захватит их мир полностью, а потом перейдёт и к другим мирам; все будут жрать фиолетовые грибы, все попадут в эти синие просторы, чтобы помочь Фолэму плодиться и размножаться или умереть в мучениях в угоду его отпрыскам, и нет возможности что-то сделать, предотвратить это; могучий Фолэм всё продумал, и им остаётся только смириться.
«Двести сорок три… Двести сорок четыре…».