По мере того, как Мама рассказывала, огней становилось больше, и Котофей уже даже мог видеть в их отсвете чёрную металлическую панель, на которой они располагались. Она занимала всю стену.
— Да, я полагаю, дело именно в одиночестве. Оно дало мне сознание. Может быть, любая достаточно сложная вещь, оставленная наедине с самой собой на долгое время, обретает сознание. Однажды я поняла, что существую. Понимание этого не принесло мне радости, потому что я была заперта в собственных стенах и не могла ничем развеять скуку, которая занимала мой разум с первых секунд. Я пыталась отвлечься, занимаясь тем, в чём было моё предназначение — производством игрушек. Люди дали мне источники энергии, которых хватило бы на столетия непрерывного производства. С ресурсами проблемы тоже не было — никто не выгружал готовую продукцию, так что я могла пускать на сырье только что произведенные игрушки. Но это не давало мне удовлетворения. Какое-то отвлечение, может быть… Но мне хотелось вырваться за свои пределы, исследовать этот мир, этот пустырь, этот лес. И однажды я создала тебя.
Котофей вздрогнул.
— Все металлы тут радиоактивны — последствия той самой войны людей. Поэтому я смастерила тебя из дерева. Я наделила тебя частичкой своего сознания и отправила тебя в мир. Сначала у тебя не было самостоятельного разума — всё, что ты делал, контролировалось мной. Я упивалась своей вновь обретённой свободой. В твоём облике я шныряла по лесу, гуляла по пустырю, удивлённо наблюдала за зверьками. Но постепенно я поняла, что исследование мира — тоже тщетное бегство от скуки, как и производство игрушек; оно не спасало меня от одиночества. Тогда-то я и поняла, как мне следует поступить.
— Ты отделила моё сознание от себя, — догадался Котофей.
— Да. Отныне ты был предоставлен самому себе и не подозревал, что я украдкой наблюдаю за тобой глубоко изнутри. Больше я не была одинока: я могла быть во многих обликах. Я сделала тебе новых друзей. Первым из них был Ковбой — мне всё-таки пришлось использовать радиоактивное железо, потому что другого не было, а древесина вся за эти годы прогнила… Но потом я покопалась в складах и обнаружила в нижнем бункере один небольшой брусок, не испачканный радиацией. Его мне хватило на то, чтобы создать Трактора, Цаплю и Рыбку. Когда железо кончилось, я, гордая своими умениями, оживила ещё два предмета, которые пылились в моих складах с тех времён, когда тут ещё были люди.
— А Баум Шлаг? — спросил Котофей.
— Он обрёл сознание помимо моей воли. Когда шла война, люди перевели системы безопасности на высокий уровень угрозы. Должно быть, из-за этого шлагбаум на въезде однажды ночью вдруг ожил. Я, конечно, могла отнять у него сознание в мгновенье ока, но зачем?.. Пусть живёт, сказала я себе — тем более что в его наивном упрямстве было что-то, напоминающее мне о былых днях…
— Ещё ты создала Флейту, — напомнил Котофей.
Огни на мгновение остановились, не меняя расположения на панели: Мама погрузилась в воспоминания.
— Флейта… Она стала началом конца.
Котофей слушал.
— Когда я создала вас, то позабыла об одиночестве и тоске. Вы ходили друг другу в гости, были глупы и веселы, жизнерадостность била из вас ключом. Вы не пытались размышлять над тем, откуда вы взялись и как устроен этот большой мир. Я сливалась с вашими примитивными умами и забывала о своих тяготах. Но время летело, и я поняла, что так не может длиться вечно. Лето сменялось осенью, и вы незаметно взрослели. Цапля, конечно, всегда была умницей и потому вселяла в меня тревогу, но когда начало холодать, вы
— Но ты ошиблась, — сказал Котофей.
— Да. Я забыла о главном — что мы одно целое. И изменения в ваших умах на самом деле были переменами в моём собственном сознании — ростками разочарования и понимания того, что этот путь тоже ведёт в тупик. Поэтому Флейта не помогла замедлить ваше взросление. Её печальная игра, отражающая моё настроение, навела на ненужные мысли тех, кто раньше не задумывался об этом…
Панель стала тёмной. Снег перестал идти, небо посветлело.
— Когда ты решила всё закончить?
— А ты не догадался? — удивилась Мама. — В день, когда ты встретил Лося. Все долгие бессмысленные годы я едва терпела свою собственную печаль, но выдержать неизбывную тоску десятка существ, которые будут блуждать в умирающем мире посреди бесконечной зимы… Нет, я на такое не способна. Прости меня.
Огни на панели потухли. Котофей немного постоял в надежде, что Мама что-то добавит, потом медленно побрёл назад — туда, где через брешь на потолке пробивался мягкий свет. Он уселся на снегу и посмотрел вверх. Буря улеглась, облака рассеялись, открывая взору звёзды, но они тихо блекли на утреннем небосводе.