Сказка о лесной деве

Генрих увидел, что Эльза потупила глаза и как-то засмущалась, будто успела сотворить какую-то каверзу. Да и Ядвига почему-то показалась ему смущенной, когда он объяснял своей домоправительнице, что с гостьей нужно обращаться с особым вниманием.

– Генрих, – тихонько позвала Эльза. – Не сердись, пожалуйста… у твоей горничной скоро свадьба, и она убежала на свидание со своим нареченным.

Обычно все гостьи, а на самом деле очередные объекты увлечения Генриха умудрялись почти сразу же поссориться с прислугой, а Эльза, выходит, подружилась.

– Хорошо, пусть готовится к свадьбе. А что здесь делаешь ты?

– Как что, чистоту навожу. Ты же сам взял меня в услужение. – Тут Эльза подумала, что смена обстановки как-то неправильно на нее повлияла, опустила глаза и сделала реверанс.

– Простите меня великодушно, господин, и за то, что посвоевольничала, и за мою непочтительность.

– Что ты несешь, Эльза? Какой я тебе господин??? – Генрих был зол. Он устал, он проскакал много миль, надеясь застать Эльзу еще спящей – думал, когда девушка проснется, объяснить ей ее положение.

Он решил, что назовет Эльзу своей гостьей, а тем временем попытается добиться ее расположения.

– Вот. – Эльза поморщилась, она не любила криков. Давала о себе знать усталость, как-никак полдня на ногах, да и у Генриха, похоже, опять начались причуды. – Ты же сам писал.

Эльза протянула Генриху письмо, которое ему надиктовала матушка Хельга. Генрих подумал, что не сохранил в памяти содержания письма, помнил только, что сочувствовал Хельге и радовался тому, что Эльза будет с ним. Он прочитал письмо и в который уже раз разозлился… сам на себя. Естественно, девушка подумала, что он взял ее в услужение.

Да и матушка Хельга, хоть о покойниках плохо не говорят, тоже хороша: она должна была поговорить с Эльзой и все ей рассказать…

Утром во дворец прискакал гонец с известием о смерти Хельги.

Старый Джакомо писал, что старуха наконец преставилась, и просил вернуть девчонку, обещая за нее аж целых три золотых… без Хельги Эльзу наверняка ждала судьба Греты и ей подобных.

От одной только мысли об этом у Генриха зачесались кулаки. Матушка Хельга знала, что делала.

– Эльза, милая, – Генрих обнял девушку и усадил ее на кровать. – Ты не прислуга, ты моя гостья. После обеда мы поедем в город и закажем тебе самые красивые наряды, драгоценности, все-все, что ты захочешь.

Ты вольна делать все, что тебе угодно, кроме одного – ты не должна мне прислуживать, ты моя гостья.

– Генрих, – Эльза выглядела обескураженной, – можно я вернусь к Джакомо и дождусь маму Хельгу?

Я не могу сидеть без дела и просто зачахну с тоски… а там я нужна. Ты очень милый, правда!

– Кому нужна – Джакомо? – Непонятно, из-за чего больше разозлился Генрих, из-за бессмысленности разговора или из-за того, что Эльза назвала его "милым". – Да он отправит тебя согревать постели постояльцев!!!

Ты будешь сутками корячиться на кухне, а вечерами будешь развлекать всякого, кто заплатит за тебя медный грошик!!!

– Генрих, я поеду к матушке Хельге. Мы с ней вернемся от ее сестры, и она не даст меня в обиду.

– Эльза, матушки Хельги больше нет!!! Она знала, что ты ее не оставишь, что старый лис Джакомо наложит на тебя свои грязные лапы!!!

– Как, почему… мама Хельга… – тут Эльза заплакала. Не так картинно, как плакали все дамы Генриха. У нее распух нос и покраснели глаза, но она все равно казалась Генриху самой красивой.

– Я даже с ней не попрощалась… у меня от нее ничего не осталось… она же совсем одна у… – Эльза даже не смогла произнести слово "умерла" и зашлась в горьком всхлипе, а Генрих, не в силах выносить страданий девушки, сделал то, что мечтал сделать еще с того момента, как только увидел ее впервые.

Он поцеловал Эльзу, вложив в поцелуй всю нежность, всю ласку, всю нерастраченную теплоту, словно бы говоря: твоя беда – моя беда, твоя боль – моя боль, твои губы – мои губы… а Эльза отвечала Генриху, ведь ее манило к нему, манило все время.

Она наконец поняла то, что ей когда-то рассказала мама Хельга: "твои губы – мои губы, твое сердце – мое сердце, твое тело – мое тело", ведь именно с возлюбленным разделить всю себя – счастье.

Эльза проснулась от того, что кто-то накрыл ее теплым одеялом. Ядвига. Женщина поставила на столик поднос со всякими вкусностями и тихонечко собиралась уйти, стараясь не разбудить девушку.

– Ядя..

– Простите меня, госпожа, – Ядвига упала на колени перед Эльзой. – Я знать не знала, ведать не ведала, что Вы гостья нашего доброго господина, простите старую дуру.

– Да какая я тебе госпожа…

– Эльза обняла женщину и горько-горько расплакалась, со всхлипами рассказывая Ядвиге историю своей жизни, а та гладила девушку по спине и шептала, что все будет хорошо, ведь господин добрый, он не даст Эльзу в обиду. А сама думала, что Генрих наконец нашел свое счастье, ведь ни с одной девушкой он не был так ласков.