Наконец, настал момент, когда веретено отказалось указывать путь. Немного полюбовавшись описываемыми им ровными кругами, Свит бросил его, улёгся рядом на землю и чутко прислушался. Не выяснив ничего интересного, он вытащил калач, понюхал, затем покрутил головой, внимательно втягивая носом воздух. Снова ничего. Тогда Свит взял лопаску от прялки, которую всё это время тащил с собой, внимательно изучил рисунок. Вместо лошадки в кольце из ёлок стояла странная изба, подпёртая снизу четырьмя узловатыми куриными ножищами. Свит посмотрел по сторонам, выбрал направление, в котором виднелось больше всего ёлок, и напролом, без тропы пошёл в их сторону. Опустившись на землю под корнями самой большой ёлки, он запустил руку в кошель, вытянул наружу вязаные копытца и некоторое время сидел неподвижно, закрыв глаза, нюхая попеременно то их, то калач. Это тоже не дало никаких результатов. Свит сплюнул, убрал калач и копытца. Потом нашёл кочку травы позеленее, опустил на неё руку, и трава вокруг тут же поникла, потеряла молодую сочную свежесть, превратившись в пожухлый сухостой. А Свит завернулся поплотнее в плащ, закатился под ёлку, стянул сапоги, удобно устроился на толстом ковре из старой хвои и заснул.
В тот же миг на Еловой горке Мара вздрогнула под лоскутным одеялом и открыла глаза.
- Ты чувствуешь? - тихо спросила она у Иста.
- Что именно?
- Только что кто-то зачерпнул силу на тропе возле болота, причём много и неаккуратно.
- Ракшасы? - встревожился Ист, - Я схожу проверю.
- Нет, нет… Погоди. Давай сперва посмотрим, что там.
Выскользнув из-под одеяла, Мара легко пробежала через избу, вытащила из кухонного угла большое корыто и утвердила его на столе. Плеснув в него из ведра воды, она подхватила стоявший при входе берёзовый веник и принялась размешивать им содержимое корыта, напевая без слов. Вода мягко засветилась. Мара отряхнула помело и устремила внимательный взгляд на её поверхность. Там, словно в волшебном зеркале, виднелись высокие ёлки, зелёные кочки травы, небольшой извилистый ручей…
- Вот оно! - воскликнула, наконец, Мара, отыскав кочку, высушенную Свитом.
- И никого нет, - добавил Ист, - Ракшасят помаленечку, что с ними поделаешь. Завтра найду и выгоню.
Однако Мара продолжала напряжённо всматриваться в отражение.
- Смотри, - наконец, произнесла она, - Видишь следы? Ракшасы не носят обувь. Здесь недавно прошёл человек.
- Хм… Как интересно… Человек в сапогах. Дикий?
- Или любитель покрасоваться из местных.
- Э, нет, - усмехнулся Ист, - Любой тормал в твоём уделе тащил бы сапоги на палке, а сам шлёпал в лаптях, если не босиком.
- Нехорошо, что он успел спрятаться. Однако это мужчина, а значит, я смогу его подманить.
- Смотри, милая, - полушутя пригрозил ей Ист, - А вдруг это окажется какой-нибудь прекрасный принц? Не вздумай с ним целоваться!
- Фу, выдумаешь тоже, - Мара состроила кислую гримаску и выскочила за дверь.
Пресветлый Маэль еще нежился в облаках, не спеша являть миру своё огненное Око, когда над Светлой Марью раздался зов. Нежная, манящая песня Мары разлилась над болотом, потекла берегами множества мелких ручейков и достигла края леса.
Услышав её, молодой охотник забыл про ловушки, которые шёл проверять. Он свернул с тропы и с глупой улыбкой на лице двинулся по бездорожью прямо в топь.
С другой стороны болота из бамбуковой рощицы выскочили два ракшасьих сына. Один на ходу с хрустом обкусывал сочные молодые побеги, другой, поймав в кустах мелкую пичугу, целиком закинул её в рот и теперь сосредоточенно жевал. Оба были грязны, тощи и очень голодны, но даже их Марина песня не оставила равнодушными. Птицеед остановился, выковырял изо рта пару застрявших в зубах пёрышек, почесал впалое брюхо и задумчиво проговорил:
- Хорошо поёт…
- Угу, - отозвался поедатель бамбука, - Знать бы только, с чего это она расчирикалась в такую рань. Никак, мужа уже заездила, требуется помощь леса?
- Я бы к такой сбегал, помог.
- Ну-ну. Валяй. Только потом не жалуйся, если от тебя даже сухой шкурки не оставят. С этлой - это тебе не ракшиц по кустам мять.
Юный ракшас с подозрением уставился на товарища:
- А ты что, пробовал?
- Ну так, слегка… Я когда вчера был на Майвинках, сумел чуток подержаться за сиську тамошней этлы.
- И как?
- Сиська? Что надо. А вот я до сих пор хромаю, и нос весь распух…