Сказка для злодеев

Мама с подозрением на него взглянула – насмешничает? – но глаза у Алешки были голубые и чистые, как эти «ненаглядные» дали. Только наливались тревожной синевой при взгляде на башню.

Бабушка присела в траву и с задумчивой улыбкой покусывала травинку своими белыми зубами. Похоже, она была очень довольна, даже радовалась в душе, что нам все это нравится. Будто хвалилась, как художник своей картиной.

Где-то в глубине леса закуковала кукушка.

– Какая прелесть, – умилилась мама. – Кукушка! Настоящая!

– Ненормальная, – сквозь свои белые зубы буркнула бабушка.

– Кто? Я? – с обидой удивилась мама.

– Не замечал, – удивился и Алешка. Тоже с обидой.

– Да при чем здесь ты! – засмеялась бабушка. – Кукушка ненормальная. С дробью.

– Это как? – мы все спросили в один голос.

– А вы послушайте. Как нормальная кукует?

– Ку-ку! Ку-ку! – очень похоже прокуковал Алешка.

– А эта?

Мы прислушались. Точно – с дробью. У нее получалось: ку-ку, ку-ку-ку. И словно в ответ ей тоже как-то ненормально, хрипло и зло каркнул ворон на верхушке Гремячей башни.

Алешка приподнял одну бровь, опустил другую и со значением произнес:

– Не к добру. События назревают.

– Я тебе такие события назрею! – с сердцем пообещала мама. – Что опять задумал?

– Он дохлую боярышню хочет поцеловать, – выдал я Алешку. – В башне.

– Зачем? – удивилась мама. – Тебе живых не хватает. Полкласса в тебя влюблены.

– У них приданого нет, – усмехнулась бабушка. – А у этой сундук с драгоценностями.

– Два, – серьезно сказал Алешка. – И не сундука, а железных чемодана.

– Что-что? – бабушка привстала, а мама села.

Но Алешка подтянул свои шорты и ничего больше не сказал. То ли сказать было нечего, то ли слишком много знал.

* * *

Когда мы вернулись на конезавод, бабушка провела нас в свою комнату, в конце конюшни, пить чай.

Эта комната была как настоящий офис. Лошадиный такой. На всех стенках, как и в городской квартире, висели фотографии ее любимых лошадей, подковы, а на всех полках стояли лошадиные статуэтки. И даже заставка в компьютере скалила громадные лошадиные зубы. Будто шибко умная лошадь смеялась над дураками.

– А это что за осел? – показал Алешка на фотографию, где была небольшая крепенькая лошадка, в самом деле похожая на осла.

Бабушка улыбнулась:

– Это не осел. Это лошадь Пржевальского. А вот это он сам. – И бабушка показала на портрет старинного генерала.

Он был во всяких эполетах и аксельбантах, во всяких орденах на груди и на шее, и в красивых черных усах.

– И такой большой генерал ездил на такой маленькой лошади?

Бабушка засмеялась:

– Он не ездил на ней. Это дикая лошадь. Пржевальский был великий путешественник и исследователь. И он открыл в степях и пустынях Центральной Азии неизвестный вид лошадей. Вот такую лошадь и назвали: лошадь Пржевальского, по его имени. Понял?

– А если бы он открыл новую дикую змею? Ее бы назвали змея Пржевальская? По его имени?

– Новую маленькую змейку я назвала бы твоим именем, – сказала мама.

Чаепитие у бабушки было торжественное, из-за настоящего самовара, который внес какой-то рыжий веселый парень.

– Обормот, – небрежно сказала бабушка, когда он вышел.

– Что-то не похоже, – вежливо сказала мама. – Зачем же ты его держишь?

– Он чай хорошо заваривает.

– Но почему – обормот?

– Он у меня раньше охранником был. И проспал поджог. Хотела я его выгнать, но пожалела, конюхом оставила. Лошади его хорошо слушаются.

– Баб, – вдруг спросил Алешка, – а ты конюхом была?

– Была, в молодости.

– И конские яблоки пробовала?

– Фу! – возмутилась почему-то мама. А бабушка рассмеялась:

– С чего ты взял?

– А мне этот рыжий так сказал. Говорит, какой ты конюх, если конских яблок не пробовал. Где они у тебя растут?

– Везде! – фыркнула бабушка. – Где лошадь покакает, там и растут.

– Ну и ну, – возмутилась мама. – Действительно – обормот.

И шутник к тому же.

Бабушка разлила действительно очень вкусный чай с конфетами и включила видачок.

– Мне, чтобы хорошо вечером отдохнуть, – объяснила она, – нужно посмотреть какой-нибудь старый добрый веселый фильм.

И мы пили чай с конфетами и смотрели «Кавказскую пленницу». В сотый раз. И так же весело, как счастливые жеребята, ржали над приключениями Шурика. А когда он заплакал и сказал, что ему птичку жалко, Алешка его поддержал.

– Я тоже птичек жалею, – сказал он, незаметно перекладывая конфету за конфетой из вазочки в карман – для Принцессы Галльской. – Мне их тоже жалко.

– Что вдруг? – спросила бабушка, опоражнивая его карман.

– А они червяков едят. Думаешь, вкусно? Сама попробуй!

– Алексей! – мама так строго крикнула, что ее чашка едва не опрокинулась на скатерть. – Ты за столом, а не в конюшне!

– Он в конюшне за столом, – засмеялась бабушка. – Мне твои дети, доча, все больше нравятся.

– Больше лошадей? – спросил Алешка.

– Еще чего!

– Понятно. За лошадей ты всякие ордена получаешь, а за нас ни фига. – Тут он вдруг замолчал и уставился в окошко, за которым уже синели сумерки. – Ничего, баба Астя, еще не вечер.

– Как раз уже вечер.

– Это еще не тот вечер, – загадочно проговорил Алешка. – Тот вечер будет волшебный. Ты и от нас что-нибудь получишь.

– Ты мне, внучек, угрожаешь?