Сказка для злодеев

Теперь и с белыми зубами стало понятно. У бабушки зубы искусственные – целая челюсть. Алешка это сразу ухватил. И со свойственным ему в эту минуту великодушием пообещал:

– Когда бабушка умрет... лет через сто, я вам передам в ваш музей ее знаменитую челюсть.

– Правда? – обрадовался дядя Мифа. Обрадовался так, что я даже испугался – хватит ли у него терпения дожидаться этого ценного дара сто лет? – Тогда я сейчас же покажу вам мои самые редчайшие экспонаты.

Я думал, Алешка сейчас же вскочит и помчится смотреть эти экспонаты, млея от восторга, но он вдруг прозаически спросил:

– А можно я еще одну плюшку съем? Или три?

Плюшки у дяди Мифы были классные. Гораздо лучше, чем экспонаты. Свежие, вкусные и еще горячие.

– Да на здоровье! – опять обрадовался дядя Мифа. – Я вам еще с собой их в пакетик сложу, бабушку угостите.

Вот это он зря. Такие плюшки мы до бабушки не донесем. Слопаем их под памятником губернатору. А бабушке купим мороженое. Лучше два. Все равно она его нам отдаст.

Ну, конечно, посмотрели мы самые драгоценные экспонаты, которых больше нигде в мире нет. Дядя Мифа очень хороший и добрый человек. Но только очень наивный мечтатель.

– Вот! – он нежно погладил яйцо динозавра, покрытое короткими рыжими волосками. – Только руками не трогайте.

А зачем нам его трогать? Мы и без троганья поняли, что это никакое не динозавренное яйцо, а самый обычный кокосовый орех. Мы таких тыщу штук и видели, и ели (точнее, пили), когда помогали папе бороться с международными жуликами на необитаемых островах Тихого океана.

Но Лешка, молодец, приложил к ореху ухо и завороженно прошептал:

– Шевелится. Вы его положите в холодильник. А то еще вылупится раньше времени.

– Пожалуй. – Дядя Мифа в задумчивости склонил голову. И стал похож на большую добрую собаку. – Впрочем... Впрочем, если он вдруг в холодильнике вылупится, он же все там сожрет.

Ну и дальше все в том же стиле. В сказочном таком. Бивень доисторического носорога, как я сразу его опознал, оказался самым обычным коровьи рогом, который пролежал в земле сколько-то лет. А череп Ивана-царевича был сделан из гипса. Но ни я, ни Лешка дядю Мифу разочаровывать не стали. Мы ему сочувствовали. Мало того что он был очень одинокий человек, так он еще и много лет беззаветно и безответно был влюблен в нашу бабушку.

– Дядя Мифа, – сказал Алешка, когда тот укладывал свои замечательные плюшки в пакет, – а вот эта ваша любимая Марфуша, она что, все так и лежит в вашей гремучей башне?

– Откуда я знаю? Вход в это подземелье уже давным-давно исчез.

– Ну да, – согласился Алешка. – Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

– Вот именно. Дверь в подземелье была прямо под сводами ворот. С левой стороны. Свод этот остался, а дверь эта куда-то делась.

– Она же уйти не могла, – сказал Алешка.

– Не знаю. Легенда она и есть легенда. Сегодня она одна, а завтра совсем другая. А через сто лет ее совсем не узнаешь. Или все ее забудут.

По дороге домой Алешка был задумчив. Он сумрачно смотрел себе под ноги и машинально вытягивал из пакета плюшку за плюшкой. И так же машинально их жевал. Правда, про меня тоже не забывал. Когда плюшки кончились, мы купили бабушке мороженого. Съели его под памятником губернатору и пошли домой завтракать.

* * *

– Шлялись где-то все утро, – ворчала мама, накрывая завтрак, – им даже в голову не пришло что-нибудь купить маме и бабушке. Хотя бы мороженое.

– Почему не пришло в голову? – обиделся Алешка. – Очень даже пришло. И даже купили.

– А где же оно? – мама уперла руки в боки.

Алешка похлопал себя по животу.

– Понятно, – усмехнулась мама и тут же переключилась: – Алексей! Что у тебя с футболкой? Она же была совершенно белая!

– Один раз всего, – безмятежно успокоил ее Алешка. – Рано утром. А потом... Мам, я ж тебе говорил: покупай черные. Они всегда чистые. Хоть полгода не снимай.

– Алексей! – заподозрила мама. – Что ты опять замышляешь? О чем думаешь?

– Я думаю, куда могла исчезнуть дверь?

– Какая дверь?

– Ну это... В каморке папы Карло.

– О боже! – Мама обеими руками схватилась за виски. – Как же папа не вовремя уехал в свой Париж со своим ремнем!

– На фига ему в Париже ремень, – прошептал мне Алешка, – у него там и детей-то нет. Мы все здесь.

– Все! – решительно сказала мама. – Допивайте свой чай и мотайте к бабушке. Она будет показывать вам свое хозяйство. И купите ей по дороге какой-нибудь гостинец.

Мы допили свой чай и пошли смотреть бабушкино хозяйство. А по дороге купили ей мороженое.

Дорога на конезавод была запущенная, заросшая зеленой травой и голубыми цветиками. И шла по пригорку мимо Гремячей башни. На ее полуразрушенной верхушке вовсю тусовалась горластая воронья стая. Теперь понятно, почему эта башня Гремячая.

В стороне от дороги, в чистом поле, какой-то дядька что-то делал. Перед ним стояла тренога с какой-то фиговиной вроде подзорной трубы. Теодолит[1], что ли? Дядька смотрел в эту трубу, делал какие-то знаки тетке, которая стояла вдалеке с полосатым шестом в руках, и что-то записывал в блокнот.

Алешка тут же ввязался помогать:

– Хотите мороженого?