– Я имею в виду, что в твои двадцать лет ночи можно проводить и поинтересней.
Пауза. Все такое же серьезное лицо:
– Вы имеете в виду секс? Я сегодня сексом не занимался. Я писал проект.
Я ожидаю смешков, хихиканья окружающих. Но – нет. Не только никакого смеха – даже ни одной улыбки.
Секс – это дело. Как и любое дело – это не повод для шуток. Тот, кому приходилось в европейской стране оказаться в молодежной среде, хорошо чувствует и знает эту специфическую атмосферу накала: заинтересованные взгляды, мужско-женский призыв, искры от вспыхивающих симпатий. Вот именно этого накала я здесь не ощущаю. Даже легкое кокетство считается вроде бы неприличным. Впрочем, это вовсе не значит, что секс – запретная тема. Отнюдь. О нем говорят много, подробно и трезво. Не цинично, а именно трезво, проговаривая все внятно и подробно, как в кабинете сексопатолога. Я долго не могла к этому привыкнуть.
…Лекция моя называлась «Проблемы молодой семьи», слушателями были студенты-филологи, историки и лингвисты. После окончания, как и положено, вопросы. Первые такие:
– А как часты половые контакты между молодоженами?
– По чьей инициативе возникает сексуальный акт?
– Сколько времени в среднем он длится?
– Какой процент общения составляет секс?
– Какие средства контрацепции они применяют?
– Кто чаще предохраняется – мужья или жены?
И наконец:
– На какой минуте половой акт прерывается у партнеров, если таким образом они предохраняются от беременности?
И все это без малейшего смущения, с серьезнейшими лицами. И ведь не какие-нибудь сексопатологи или вообще медики, для кого это может представлять профессиональный интерес. Нет, повторяю, просто студенты-гуманитарии.
Об этом деловитом отношении к сексуальной стороне жизни мне рассказал и один аспирант из Москвы, Антон. Я поинтересовалась, завел ли он себе здесь за два года девушку.
– Нет, – сказал он, – не получается. Понимаете, они, по-моему, не умеют влюбляться, ну, знаете, как у нас – чтобы голову потерять. Сначала выясняют все обстоятельства твоей жизни: не женат ли ты, нет ли у тебя девушки, какие у тебя материальные средства, каковы планы в отношении карьеры. А потом предлагают вступить в сексуальные отношения. Иногда назначают число, когда это произойдет. А иногда даже и дату предполагаемого окончания «эксперимента».
Возможно, мой молодой соотечественник слегка преувеличил расчетливость своих пассий. Может, они были с ним осторожнее, чем с американскими сверстниками, – кто их знает, этих иностранцев, особенно русских… И все-таки я думаю, что в принципе подмечено верно: секс и здравый смысл (чтобы не употреблять жесткое слово «расчет») у современного американца понятия сопряженные. Об этом феномене несколько устраненного, охлажденного отношения к сексу я говорила со многими американцами. И вот какая картина у меня нарисовалась.
Сексуальная революция, прошедшая в 60-70-е годы по Европе, довольно скоро перекинулась и в Америку. «Цветы жизни», хиппи, уходили из родительских домов, кочевали большими коммунами и предавались любви. Любовь предполагалась свободной, то есть без каких-либо обремененностей и обязательств. Долгая привязанность почиталась скорее за грех, чем за добродетель. Мужчина был с женщиной ровно столько, сколько это ему и ей было приятно. И – ни днем больше. Общие жены, общие дети… Хиппи, правда, считали, что это они открыли подобные принципы свободолюбия. А на самом деле нечто очень похожее происходило в России в 20-х годах прошлого века. Знаменитая «теория стакана воды», провозглашенная красавицей-революционеркой Александрой Коллонтай, проповедовала те же постулаты. Семья – это мещанство, тормозящее развитие личности. Постоянные привязанности ограничивают возможности свободной любви. Двое могут и должны быть вместе, только пока живы чувства. Соответственно любовь не должна быть более значима, чем стакан воды. Если у тебя есть жажда – выпей. А утолив, просто забудь о стакане.
В России довольно скоро стала понятна смехотворность такой «революционности» в любви, долго она не просуществовала. В Америке движение хиппи получило широчайшее распространение и, как и все здесь,
И вот в середине 1980-х стала развиваться новая волна: как говорят американцы, «эпидемия супружеской верности».