И сейчас, на дне прудовом
Увидав забавных детей,
Рассмеялась она тишком
И прикрыла рот рукавом,—
До того смешны, хороши,
Были славные малыши!
Как они под водой росли,
Не подумала Шируан,
Как дышать в глубине могли,
Не подумала Шируан,
Ей и в голову не пришло,
Что не просто у пруда сидит,
За смешными детьми следит,
А на дивное чудо глядит!
Ах, когда голова пуста,
До чего ж эта жизнь проста!
Стала девушка думать-гадать,
Стала глупая рассуждать:
«Ну, конечно, у всех детей
Быть должны и отец, и мать,
Почему ж эти дети одни,
Или двое сирот они —
Нет у них никакой родни?
Это плохо — с первых же дней
Жить без матери, без отца,
Но уж очень они веселы,
Щечки розовы и круглы,
Не похожи на бедных сирот
Эти два смешных близнеца,
Ишь как возятся и шалят,
Ну, совсем как двое щенят!
Кто ж оставил ребят таких,
Шалунов, забияк таких
Без присмотра, совсем одних?
Или спрятались здесь они,
А родители ищут их?
Ох, уж эта мне детвора —
До чего несносный народ,
Сколько с ними забот-хлопот!
Помню, месяца три назад —
Просто ужас, как дни летят! —
Суматоха была во дворце
Из-за двух пропавших ребят.
Помню после, как по двору
Палачи вели Гульшару,
А потом ее из ворот
Стража выгнала поутру.
Как бедняжка была бледна! —
Упустила детей она,
И наверно, не меньше ста
Получила плетей она,
Огорчался наш добрый хан,
Сокрушался от всей души...
Так не дети ли Дарапши
Эти чудные малыши?»
Наклонясь над самой водой,
Стала вглядываться она,
И догадливости своей
Стала радоваться она,
Наблюдать за игрой детей
Все внимательней начала
И, по бедрам хлопнув себя,
Так со смехом произнесла:
«Ну, конечно же! Так и есть!
Как я сразу не поняла!
Только в воду боюсь залезть,
Я бы их хоть сейчас взяла!
Улизнули, верно, они
Да и спрятались в этот пруд,
Поступили скверно они —
Третий месяц, их не найдут,
Вот проказники, вот шалуны —
Хоть кого они проведут!
А вот я их сразу нашла,
Догадалась про их секрет,
Зря считают, что я глупа,
Что суюсь не в свои дела!
Ах, как жаль, что владыки нет,
Я бы тут же к нему пошла,
Весть хорошую принесла,
Получила бы горсть монет!
А теперь неизвестно куда
Он повел громадную рать,—
Отчего мужчинам всегда
Так не терпится воевать?
А вода в пруде холодна,
Надо деток достать со дна,
Поскорей моим госпожам
Рассказать я о них должна.
Если правда, что малыши —
Дети старого Дарапши,
Благодарность их заслужу
Да богатое суюнши.
Побегу-ка я к ним скорей,
Расскажу, что нашла детей,
То-то будут рады они,
Мне дадут награду они!..»
И махая пустым бурдюком,
По густой траве, босиком
К девяти своим госпожам
Устремилась она бегом,
Побежала, звонко смеясь,
В спальню пышную ворвалась
И, захлебываясь, торопясь,
Рассказала им обо всем.
Только что проснулись девять ханум
И, зевая, еще не протерли глаз,
Но услышав рабыни веселый рассказ,
Обомлев, содрогнулись девять ханум:
Сразу поняли, что за младенцы на дне,
И в душе ужаснулись девять ханум,
Сразу поняли, что сочтены их дни,
Если девушку выпустят из западни!
Втихомолку переглянулись они,
И зловеще перемигнулись они,
В тот же миг смекнули, как поступить,
И пока говорили с рабыней одни,
Две других побежали уже тайком
За камчами, веревками да мешком.
Занавеску задернули поплотней,
Обступили девушку, а потом
На нее навалились вдевятером
И веревками руки скрутили ей,
Оглушили несчастную, сшибли с ног,
Натянули на голову толстый мешок.
Вот, свистя, над рабыней камчи взвились –
Это девять злодеек за дело взялись:
Непристойно бранить ее принялись
И безжалостно бить ее принялись,
Понимали: их жизнь — у нее в руках,
И на ней вымещали злобу и страх,
Не решились сразу ее убить —
Лютой мукой задумали погубить!
И кричала, раздетая догола,
Беспощадно связанная Шируан,
Ничего, ничего понять не могла
За болтливость наказанная Шируан,
Задыхалась, хрипела в грязном мешке
И рыдала, на помощь зовя подруг,
Содрогалась в ужасе и тоске,
Извивалась от нестерпимых мук,
И не в силах бедняжка была понять:
Что могла такого она сказать,
Чтобы так разгневать знатных ханум,
Чтобы так от ярости их страдать?
Вот урок болтливому: не спеши,
Прежде чем сказать, сорок раз реши,
А не то случится, как с Шируан,—
Получила она свое суюнши!
А злодейки все злее били ее,
По плечам и по шее били ее,
Поперек хлестали и вдоль секли,
И кровавые струйки на пол текли.
И напрасно пыталась веревки рвать
Молодая, живучая Шируан,
И напрасно пыталась на помощь звать,
Чуя смерть неминучую, Шируан,—
На подмогу ей не пришел никто,
И особенного не нашел никто:
Что поделаешь,— все рабыни кричат,
Если их наказывают госпожи,
А поди госпожам хоть слово скажи!
Так терзали страдалицу девять ханум,
И не думали сжалиться девять ханум,
И охрипнув, уже не кричала она —
По-собачьи от боли рычала она.
По затылку злодейки били ее,
Чтоб она потеряла память и речь,
И терзали плетьми — не щадили ее,
Чтобы до смерти жертву свою засечь,
Чтобы кровью ей поскорей истечь.
А когда уставали ее хлестать
И от злобы вопить, и удары считать,
Начинали на ухо ей шептать:
— Никогда не бывала ты у пруда,
И младенцев не видела никогда,—
Да?
— Никогда нам не будешь желать вреда
И не станешь больше ходить туда,—
Да?
— Увидала шайтана на дне пруда,
Захотела, чтоб с нами случилась беда,—
Да?
— Не за то тебя бьем, что боимся тебя,
А за то, что была ты дерзка и горда,—
Да?