Сказание о Ёсицунэ

Управляющему канцелярией Правителя превосходительному Оэ Хиромото.

Я, Минамото Ёсицунэ, почтительно препровождаю Вам это послание, а содержит оно следующее:

Будучи избран одним из главных военачальников Правителя, я как посланец по указу государя ниспроверг врага династии, а как наследник боевой славы многих поколений предков моих смыл позор с их доброго имени. Меня надлежало наградить, но, противу моих ожиданий, из-за свирепой клеветы великие подвиги мои остались без последствий. Я ни в чём не повинен, но меня осыпают упрёками, и я лишь плачу кровавыми слезами.

Всей душой стремлюсь я объясниться, ведь сказал же Конфуций: «От хорошего лекарства горько во рту, но оно помогает излечиться; правдивые слова с трудом входят в уши, но они помогают делу». И вот Вы не можете разобрать, что в наветах на меня правда, а что ложь, а меня не пускают в Камакуру, и я не имею возможности изложить свои настоящие мысли, и дни мои влачатся в Косигоэ впустую. Коль скоро не могу я предстать перед Правителем, уж не прервалась ли братская связь между нами, определённая в прежних рождениях?

Или, может быть, это возмездие мне за провинности в прошлой жизни? В таком случае, если только не возродится мой покойный отец, то кто ещё откроет мне, неразумному, истоки печалей моих? Чьи сердца состраждут мне в беде моей? Скажут: снова он витийствует, он ропщет и жалуется, но вот: был я пожалован от родителей жизнью, однако лишь самое малое время прошло, а отец уже в мире ином, и сделался я сиротой, и материнские руки унесли меня в земли Ямато, в захолустье уезда Уда, на пастбище Драконьих Ворот. С тех самых пор не знал я ни дня покоя. Я только мог сколь угодно тщить свою бесполезную жизнь, но появляться в Киото мне было нельзя, и я скрывался по разным глухим местам, проживал там и сям в отдалённых провинциях и служил всяким тамошним жителям, простолюдинам и мужикам.

Но вдруг судьба обернулась счастьем, и меня послали в столицу походом на Тайра. Первым делом я покарал Кисо Ёсинаку, а затем, чтобы повергнуть в прах дом Тайра, мне приходилось гнать коня через скалистые горы, уходящие вершинами в небо, я шёл на верную гибель, чтобы разгромить врага, я бросал вызов бурям, бушующим на безбрежном море, и был готов бестрепетно пойти ко дну, чтобы труп мой стал добычей акул. Доспехи и шлем были моей постелью, война была единственным помыслом, и всё для того, чтобы успокоить терзаемые обидой души предков моих и исполнить заветную мечту всей жизни, а иного дела для меня не было.

Что же, я стал столичным судьёю пятого ранга, так разве это не к вящей славе нашего дома, разве это не редкое отличие в наше время, и что может с ним сравниться? И тем не менее я пребываю в глубокой скорби, и сетую я безмерно. И если не к защите богов и будд, то к кому ещё я бы мог обратиться со своею печалью? Вот почему я брал бумажные талисманы из Кумано и других разных храмов и, призвав в свидетели больших и малых богов Японии, а также будд преисподней, писал на обороте «клятвенные письма», в которых заверял в чистоте своих помыслов. Что нужды! Прощения от Правителя я так и не удостоился.

Наша страна – страна богов. Боги отвергают неправедных. А более мне надеяться не на кого. Поэтому от всей души взываю я к Вашему безграничному милосердию. Выберите удобный час и, втайне обеспокоив Правителя, доведите до высокого слуха, что за мной никаких провинностей нет. И если будет мне даровано прощение, тогда «да осенит Ваш дом избыток радости от накопившихся добрых деяний», а процветание Ваше да распространится на Ваших отдалённых потомков! Чело моё разгладится от мимолётных огорчений, и я обрету наконец спокойствие в этой жизни.

Нет слов, чтобы выразить все мои чувства, поэтому остальное опускаю.

Почтительнейше и с благоговением

Минамото Ёсицунэ

Второй год Гэнряку, пятого месяца, … дня